Анна Гавальда - Я ее любил / Я его любила

накалилась. Кухня превратилась в судилище, Адриан и его сестра - в обвинителей, а на скамье подсудимых - их отец. Как тяжело все это было… нет, бомба так и не взорвалась, язвили в меру - так, воткнули друг в друга пару-тройку отравленных шпилек.

Как всегда.

Впрочем, скандала все равно не получилось бы - мой свекор наотрез отказывался выходить на ринг. Он выслушивал колкости своих детей, но никогда на них не отвечал. «Все ваши обвинения отскакивают от меня, как мячик от асфальта!» - так он всегда говорил с улыбкой и удалялся.

Правда, в тот раз спор вышел гораздо более желчным.

У меня в памяти стоит его искаженное лицо и руки, с такой силой, сжимающие графин с водой, словно он хотел его раздавить.

Я пыталась представить себе, что бы он мог сказать в ответ, пыталась понять. Что он чувствует на самом деле? О чем он думает, оставаясь один? Что у него на душе?

Выдохшаяся Кристин повернулась ко мне:

- А ты что обо всем этом скажешь, Хлоя?

Я устала, и мне хотелось, чтобы вечер поскорее закончился. С меня хватило этих семейных разборок.

- Я… - задумчиво начала я, - я считаю, что Пьер словно и не живет среди нас, не живет по-настоящему, он похож на марсианина, затерявшегося среди семейства Диппелей…

Все присутствующие пожали плечами и отвернулись. Кроме него.

Он поставил графин на стол, его лицо разгладилось, он улыбнулся мне. Такон улыбнулся мне в первый раз. И возможно, в последний. Мне кажется, в тот вечер между нами возникло некое взаимопонимание… Эдакая тонкая ниточка. Я тогда попыталась защитить его, как могла, моего странного седого марсианина, который подходил сейчас к кухонной двери, толкая перед собой тачку с дровами.

- Все в порядке? Тебе не холодно?

- Все хорошо, спасибо, не беспокойтесь.

- А малышки?

- Они смотрят мультики.

- Мультики - в такое время?

- Во время каникул их показывают каждое утро.

- Ага… прекрасно. Ты нашла кофе?

- Да-да, спасибо.

- Кстати, Хлоя… По поводу каникул, ты не должна… Позвонить на работу? Да, впрочем, не знаю…

- Да-да, я позвоню, я… Я снова заплакала.

Свекор опустил глаза. И снял перчатки.

- Прости, я вмешиваюсь не в свое дело…

- Да нет, не в том дело, я просто… Чувствую себя потерянной… Я… вы правы, пойду позвоню шефу.

- Кто он, твой начальник?

- Подруга, надеюсь, что подруга, сейчас увидим…

Я забрала волосы старой резиночной Люси, которую нашла в своем кармане.

- Скажи, что берешь несколько дней отпуска, чтобы ухаживать за злобным свекром… - предложил он.

- Да… За злобным и беспомощным. Так будет убедительней.

Он улыбался, дуя на кофе.

Лоры на месте не оказалось. Я пролепетала нечто невнятное ее помощнице, которую ждал вызов по другой линии.

Позвонила домой. Набрала код автоответчика. Ничего не значащие сообщения.

А на что я, собственно, надеялась?

Снова подступили слезы. Мой свекор вошел в комнату и тут же вышел.

Я говорила себе: «Давай, надо выплакаться раз и навсегда. Вылить все слезы, выжать, как губку, мое большое печальное тело и перевернуть страницу. Думать о другом. Идти вперед мелкими шажками и все начать с начала».

Мне повторяли эти слова сотни раз. Думай о другом. Жизнь продолжается. Вспомни о дочерях. Ты не имеешь права так распускаться. Встряхнись.

Да, я знаю, прекрасно все знаю, но поймите же вы - у меня не получается.

Во-первых, что это такое - жить? Что означает это слово?

Мои дети… но что я могу им дать? Маму в депрессии? Перевернутый мир?

Я готова вставать по утрам, одеваться, завтракать, одевать и кормить дочерей, держаться до вечера, укладывать их и целовать на ночь. На это я способна. На это все способны. Но не более того.

Будьте ко мне милосердны. Не более того.

- Мама!

- Да, - отвечаю я, вытирая нос рукавом.

- Мама!

- Я здесь, здесь…

Люси стояла передо мной в пальто, надетом прямо на ночную рубашку. В руках она крутила Барби, держа ее за волосы.

- Знаешь, что сказал дедушка? - Что?

- Что мы пойдем в Макдоналдс.

- Не верю!

- А вот и правда! Он сам сказал.

- Когда?

- Сейчас.

- Но я думала, он ненавидит Макдоналдс…

- А вот и не ненавидит! Он сказал - мы пойдем за покупками, а потом в Макдоналдс, все, даже ты, даже Марион, даже я и даже он!

Когда мы поднимались по лестнице, она взяла меня за руку.

Знаешь, у меня совсем нет одежды. Мы все оставили в Париже…

И верно, - согласилась я, - мы все там забыли.

- А знаешь, что еще сказал дедушка? - Нет.

- Он сказал нам с Марион, что купит нам одежду, когда мы пойдем по --">