Михаил Рафаилович Садовский - Ощущение времени

вон — почему, куда? И как объяснить это?

Что несёт с собой мой народ? Книгу. Великую Книгу, которую получил после того, как от неё отказались… кто? Те, кому её нести не по силам? Те, кто испугался, что слишком много надо отдать взамен за обладание ею… а мы не испугались ни сотен заповедей, ею предписанных, ни жертв и кар за нарушение их… может быть, мы сами навлекли на себя беды нашей истории отступничеством, непротивлением угнетению и ассимиляции? Почему мы веками работали на благо тех, кто стоял над нами, забывая о своём национальном «Я», о своём предназначении на земле? И как нам удалось всё же остаться евреями, и почему мы знаем, что евреи? Мы, воспитанные в оголтелом атеизме, страхе, презрении, преследовании, не имея возможности постигнуть суть и причины давления на нас, чтобы хотя бы избежать его, если не исправить мир?

У этих вопросов есть ответы? Есть? Доступные каждому? Без образовательных цензов, долгих дискуссий и назиданий толкователей нашей Книги? Есть ответы не на диспуте учёных, но понятные простому человеку, мечтающему о том лишь, чтобы следующее поколение прожило свой земной век без войны и гонений?!

Книга писателя — не учебник, не пособие, не собрание ценных советов… книга писателя — всегда дневник, и не событий мира, а его собственных размышлений в прошедшем дне и в будущем… и пусть он болеет за судьбы людей, но пишет о тех, кто ему роднее и ближе.

Мы уходим в дорогу, у которой нет конца, по Млечному Пути одиночества и тревоги. Нам суждено спотыкаться о грани сверкающего и пустого, ибо в природе человеческой заложено Всевышним стремление вперёд через преодоление и забвение в неизведанное.

Сказано в Книге Экклесиаста, сына Давидова, царя в Иерусалиме:

«Что было, то и будет; что делалось, то и будет делаться, и нет ничего нового под солнцем».

Так куда же ты вечно, народ мой?..

I

Память — зеркало на подставке с осью посередине. Можно перевернуть и увидеть обратную сторону себя в увеличенном, приближенном виде. Морщины становятся большими, настолько, что в них легко протиснуться взглядом и обнаружить себя совсем молодого, даже маленького, с круглым, не соответствующим худющему телу и тяжким временам лицом и недетским взглядом. Там начинаются разные нити, протянутые через всю жизнь и скоро оборванные ею… там начало всего. Если хочешь разобраться в чём-то сегодня, вернись туда и вглядись внимательно… может быть, там разгадка?

И ещё, эта выработанная, а теперь необходимая привычка смотреть на себя в зеркало при каждой неудаче и говорить в лицо самому себе: «Ты сам во всём виноват. Ты-и никто другой. Надо только понять, где ты ошибся…»

Именно в таком состоянии его мысли прервал голос, раздавшийся сзади, и тяжёлая рука легла ему на плечо.

— Слышь, старик, постой! — Сашка Зверской возник рядом в той же венецианской раме — На тебе лица нет! Ты что, у Лерки был? Понял… я в курсе… — Он не дожидался ответа… — Знаешь что, — налёг он мягким животом и припёр товарища к барьеру на квадратной площадке между поворачивавшей под углом девяносто градусов лестнице. — Тебе надо пойти врезать сейчас… возьми бабу хорошую за ж… и… её до умопомрачения, — он изучающе смотрел мне прямо в лицо. — Ты меня понял? А на этих наплюй, а то сойдёшь с ума.

— Конечно, — согласился Додик, — Ты сегодня квартиры не распределял?

— Зря ты так! Я ни в чём не виноват… стараюсь ради вас же — ты думаешь, мне это надо? Я ради друзей, а то бы намного хуже было.

— Тебе? — поинтересовался Додик.

— Ну, с тобой сегодня говорить невозможно! Да, знаю я всё и не обижаюсь. Тебя на приёме защитить некому было. Времена уже меняются, понимаешь… люди уходят… если бы Длинный был жив, он бы отбил… а у этой старой суки алиби вечное: она писать не умеет, зато её отец на бронепоезде Вождя возил, а потом сгинул… в солнечных краях… она ведь тоже нахлебалась… тут же все меченые… мы все… и ты, брат, тоже…

— Конечно, — согласился Додик. — Если соседу хорошо, я, по крайней мере, написаю ему в чайник, если не могу отравить колодец.

— Ну, ты вразнос пошёл! Я тебя одного не оставлю! Пошли выпьем… сейчас замок захлопну.

— Не стоит, Саш… я на казённые не пью! — Додик похлопал товарища рукой по тёплой ковбойке на жирной груди и предупредительно остановил потом свою ладонь перед его лицом, чтобы прекратить излияния.

Организация, в которую --">