Татьяна Анатольевна Харитонова - Мамкино наследство

мужичка в серой куртке, в шапчонке, натянутой на круглую голову, с пакетом в руке, знайте – это Петр Палыч. Он вам обязательно улыбнется, и  пробурчит что-то,  например «погода хорошая» или «похолодало».

  Жена его, Зина -  женщина красивая, яркая,  всю жизнь проработала в парикмахерской.  Тяжело, конечно, всю смену на ногах, химические завивки крутить  - это вам не шуточки. Проворонишь – снимешь бигуди вместе с волосами. Парикмахерская так, средняя, не  какой-нибудь модный салон. В основном свои, жители ближних улиц. Кому подстричься, кому химию сделать, кому окраситься. Зина все умела. Клиенты у нее были постоянные.  Сама Зина меняла цвет волос раз в полгода, а то и чаще. Петр Палыч даже пугался вначале. Уйдет Зина на работу блондинкой, а вернется рыжей, как огонь. Шутил поначалу:

-Ой! Хтой-то? Чтой-то я эту «женшыну» не припоминаю! Рыль-еф лица какой-то не тот!

А Зина в ответ:

-Новую краску принесли, надо же апробировать на ком – то?

 Зина любила заковыристые словечки, и если уж узнавала – использовала активно. Апробировала и краску, и новый рецепт маринования огурцов и новый способ воздействия на Петра Палыча, то бишь,  на его дурные привычки. Вот такая колоритная женщина жила рядом. Дела ей особенно до мужа не было. Работал, деньги  приносил – и ладно. Без работы остался? Вот тут  и началось! Сначала скандалила, потряхивая разноцветными кудрями. Ругалась мастерски. И где только научилась?  Петр Палыч с детства терпеть не мог мат. Дома мата не было никогда. А тут -  жена. Коробило его поначалу очень. После свадьбы как-то завернула такой трехэтажный! Он от неожиданности так и присел.

-Ой, Зина, ты что?

-А что? – удивилась. – Нежный какой! Мужик называется!

 Детей   у них не было. Поначалу очень переживали, даже хотели из детдома взять. Да Зина испугалась, что не справится. Наговорили ей в парикмахерской всяких страшилок про детей с плохой наследственностью, и эту мысль она оставила. Мнение Петра Палыча особенно никто и не слушал. А ему так хотелось с сыном на зорьке на рыбалку. Мечталось, как научит его подсекать, как научит хитростям всякой наживки.

 На улице было много Колек да  Сашек, у которых  не было отцов. Хотя и не война, вроде. Петр Палыч пробовал как то соседского мальчугана взять с собой на рыбалку, да тут его Зинка:

-Ага! К Валентине клинья бьешь? Женщина незамужняя. Вот так решил! Через мальца дорогу проложить! Давай! Не держу!

Так он и оставил это. Да и одному ему было легче. Привык к одиночеству за последние годы. Может,  и пить стал, чтобы с  собой не было так муторно. Как он оказался в одиночной камере собственной шкуры – так и не понял. Он ведь никогда не был один. Родился на свет вторым через пять минут после брата Пашки. Так и шли с ним по жизни, пока  та же жизнь их не развела. Вернее, не жизнь, а жены их драгоценные…

***

 Улица Коммунистическая тянулась от старого парка к окраине. Сейчас, когда город вырос, это вовсе и не окраина. Но улица от этого факта ничуть не изменилась, наоборот, состарилась, как человек, обветшала. Яркие вывески магазинчиков на первых этажах обескураживали, как яркий макияж на лице у старушки.

Проходить  по  улице грустно. «Дом престарелых»  из домов. Дома из «дома престарелых». Их  подлечивают постоянно в духе отечественной медицины, подбеливают, подкрашивают. Это лечение соответствует горчичникам для больного туберкулезом. А они стоят, покашливают дряблыми форточками, приукрашиваются космеями и бархатцами, высаженными бабульками у подъездов.  Рядом постоянно взрывают асфальт, чинят и меняют ржавые трубы, постоянно лопающиеся от старости. Эти трубные инфаркты и инсульты – диагноз на всю оставшуюся жизнь.

В подъезде чистенько. Дверь закрывается на кодовый замок  – веяние нового беспокойного времени. Чистенько, если не растут дети, то есть внуки.  Если растут – караул. Стены расписаны, разрисованы в духе испорченности или  музыкальных предпочтений. Добрые и милые надписи из прошлого «Оля + Коля» бесследно исчезли, уступив место конкретным физиологическим инструкциям, которые укорачивают фазу ухаживания до минимума. Тут же Оля и Коля, изучают надписи на стенах  практически.

 «Ноу хау»  этих домов – собаки. Лет двадцать назад подъезды были населены кошками, которые плодились в подвалах, формируя в душах юных

--">