Юрий Александрович Горюхин - Встречное движение

кофе.

— Было бы с чего отдыхать.

Игорь пустил голубое колечко к Лиде:

— Не хами, дорогая, если бы ты не лежала как доска, я бы…

— Я как доска?! Да пошел ты!

Лида выскочила из постели и закрылась в ванной. Игорь, шаркая шлепанцами, вяло поплелся на кухню варить кофе.

Даша купила в маленьком окошечке яркого ларька бутылку лимонного ликера и направилась к Лидке Бубновой посидеть за кухонным столиком, потягивая в обоюдных жалобах из маленьких рюмочек сладкий алкоголь и стряхивая белый пепел тонких сигарет в консервную банку с недоеденной печенью минтая.

Даша давила кнопку звонка, а дверь ей никто не открывал.

Игорь Чебыкин на цыпочках подошел к двери в ванную комнату и зашептал в желтую влажную щелку:

— Лидка, дура, звонит кто-то, что делать?

Бубнова щелкнула шпингалетом:

— Чего?

— Звонит кто-то.

— Ну и пусть звонит, подойди тихонечко и посмотри в глазок.

Чебыкину не хотелось никуда тихонечко идти, ему хотелось забраться под теплый душ и долго под ним стоять, поэтому он погладил бледную щеку Бубновой, тоскливо отметил, какая она страшная в мокрых сосульках жиденьких волос, и притянул ее к себе:

— Ты такая эротичная, постоим вместе под душем?

— Постоим.

Даша слышала за дверью обитаемый шорох и легко догадалась, что Лидка проводит время с последним своим кавалером Чебыкиным. Даша в досаде стукнула кулаком в дверь и, выговаривая на ходу Лидке, что ее хахаль такой же, как ее муж Валера, и тратить столько времени на этих болванов очень глупо, зашагала к лифту.

Чебыкин, стоя под душем, безрезультатно для себя гладил Лиду. Лида смотрела в запотевшее зеркало на две мутные худые фигуры и скучала.

— Это Дашка приходила, поболтать, наверно, хотела.

Игорь перестал гладить Лиду, ему было досадно, что Даше не открыли дверь и что она не стоит с ним под душем вместо Лидки, с которой, наверно, пора завязывать.

3

Тетя Зина гремела, вихлялась, позванивала, дребезжала и скрипела своим трамваем номер двадцать три, остановки она не объявляла, но зато открывала все двери и, если видела, что кто-то бежит, размахивая руками, терпеливо ждала запыхавшегося гражданина с ручейками липкого пота за шиворотом и с собачьей благодарностью в глазах.

На остановке «Школа-интернат» тетя Зина грустно впустила в трамвай одинокого пассажира.

Грогин оглядел почти пустой вагон: три девочки, двое мужчин и один парень.

Оксанка кричала Иринке и Светке различные слова, те в ответ тоже ей кричали свои замечания, они вместе громко смеялись и время от времени надували из жевательных резинок огромные белые шары — настроение у них было хорошее, только Иринка немного досадовала, что у нее шар получался не такой большой, как у Светки, а Светка очень хотела влюбиться по-настоящему в кого-нибудь из старших классов.

Грогин сел подальше от громких сестер Монгольфье, позади двух мужчин в одинаковых бежевых плащах и с одинаковыми пузатыми светло-коричневыми портфелями.

— Ты представляешь, Сема мне тогда и говорит…

— Это на юбилее?

— Ну да, так вот, он мне говорит: все у меня есть: хорошая машина, приличная дача у «Золотой рыбки», деньги, жена — дура, дети почти отличники, любовница, влиятельные друзья — все, а жить не хочу.

— Ну и?

— Повесился.

— О! Наша остановка — выходим!

Дмитрий Осипович и Мизин не спеша спустились по трамвайным ступенькам.

Оксанка, уперев в окно указательный палец, хохотала над ползущим рядом с трамваем автомобилем изобретателя Вавилкина Эдуарда Львовича, когда заметила уплывающий вдаль магазин «Буратино».

— Проехали, дуры! Скорее пошли!

Тетя Зина медленно открыла двери и стала с равнодушным осуждением смотреть, как выпрыгивают из трамвая Оксанка, Иринка и Светка.

В вагоне остались Грогин и Епейкин Стас.

Епейкин Стас взвесил на левой ладони правый кулак: если завинтить этому чайнику в ухо, то можно будет потом отобрать у него кошелек и широко угостить разливным пивом шумную толпу товарищей по интересам.

Грогин заглянул в зрачки Епейкина Стаса:

— Этот трамвай до «Строительной» идет или дальше?

— Кажется, дальше.

Трамвай номер двадцать три действительно проехал «Строительную» и на «Бульваре Славы» Грогин оставил Епейкина Стаса вырисовывать длинным ногтем большого пальца на податливом дерматине сиденья напротив зигзаги молний, различные --">