Глеб Юрьевич Шульпяков - Общество любителей Агаты Кристи. Живой дневник

понимаю, что Европа для него такой же бессмысленный звук, как для меня Малайзия или Суматра. Филиппины.

– Русский? – спрашивает сосед.

– Откуда знаешь?

– Шрифт, – кивает на книгу.

То, что Пномпень крупный город, ясно, когда попадаешь в аэропорт. По сравнению с лаосским во Вьентьяне он вдвое больше, современнее. Визу дают на прилете, но, чтобы не стоять в очереди, можно оформить e-visa по Интернету, дома. Заполняешь на сайте их МИДа анкету, прикрепляешь фото, счет карты – и получаешь файл в течение трех суток.

«Килинфил?» – предлагает шофер. Ночь душная и влажная, пот ручьями. Сна нет. Из кондиционера хлещет влажный теплый воздух. Я перебираюсь с компьютером в «садик». Тут вентилятор и прохладно – хотя все больше мошек, невидимого гнуса. Левая стена в «садике» завешена бамбуком. Машинально отодвигаю пару плашек. Там еще одна стена, прозрачная – из пластика. И точно такой же «садик». Когда глаза привыкают к полумраку, я вижу низкий топчан в углу. На нем лежит голый мужик, белый. Рядом с ним девушка, крошечная, как десятилетний ребенок. Она встает, быстро одевается. Тот вяло протягивает руку. Я тихо смыкаю бамбуковые плашки.

На дворе ночь, я смотрю из такси на улицу. Тротуар завален мусором, нищие и калеки спят вповалку. «Килинфил» – это killing fields, места массовых казней и могильники недалеко от Пномпеня. Видимо, первая позиция среди достопримечательностей.

– Нет, не хочу.

В узком, как пенал, лобби пахнет благовониями, полумрак. Я прохожу между скульптурами Будды. Пусто, никого. Неожиданно меня окликают, над столом голова, из-под кепки торчат уши. Консьерж серьезен, несмотря на юный возраст.

– В девять утра будет шум, много шума. – Он берет чемодан, лицо становится скорбным. – Ремонт в соседнем здании, мы ничего не можем поделать.

Мой номер на самом верху, в мансарде. За окном в темноте угадывается стройка, за стройкой чернеет Меконг, по которому плавают иллюминированные кораблики. Конфигурация жилья хитрая: между комнатой и туалетом уместился внутренний дворик, private garden. Два кресла, сверху крыша из циновки.

– Интернет? – спрашиваю.

– Пять долларов в сутки. – Консьерж как фокусник достает из кармана провод. Подключаемся – не работает. Он смотрит так, словно это я сломал связь. Качает кепкой, молчит. Наконец, вздохнув, достает новый кабель. Все в порядке, страница загружается.

...

«Дорога из тюрьмы в свободный мир очень длинная и очень прямая и кончается в общественном саду, где цветут гибискусы и орхидеи. Как медитирующему человеку не заметить в этом некую замену оси сознания?»

Джон Бердетт

День третий. Пномпень

Утром выясняется, что мой номер угловой, смотрит на площадь, собирая городской шум со всех улиц. Машины и моторикши бегут через площадь как тараканы. Треск моторов сливается в одно равномерное клокотание. Гудки учащаются к вечеру, когда город погружается в пепельные сумерки, не испорченные электричеством, поскольку его – уличного освещения – в городе мало, и надо прокладывать дорогу звуком.

Среди машин медленно катится повозка, запряженная двумя быками.

Глядя в окно, я понимаю, что целый день можно провести, наблюдая только за тем, как хаотично, бессмысленно – и филигранно, небеспричинно – движение транспорта.

Буддизм в чистом виде.

Город большой, мало общего с Вьентьяном в Лаосе, где я был осенью, – по-сельски сонным и безмятежным. Днем улицы забиты базарными тентами, в этой части города кругом уличный базар. Под ногами вертятся мелкие детки, я хожу как цапля. Грязь – такой немыслимой грязи я не видел даже на мусульманских рынках. К тому же на мусульманских рынках товар показывают лицом. А здесь эту рыбу (мясо, овощи, кузнечиков) невозможно даже в руках представить.

В Лаосе люди застенчивы, умиротворены. Черты их лиц спокойны и разглажены. Прозрачны. Камбоджийцы, наоборот, тихи и напряжены – как скомканная бумага. Мне кажется, они скрывают внутри, как все запуганные, затравленные люди, немотивированную печаль, ярость. Детскую какую-то обидчивость, недоверие.

На центральном променаде, вдоль реки (которая оказалась не Меконг вовсе, а Тонле Сап, приток), полно народу, в основном туристы. Прилипчивость городской среды невероятна. Стоит притормозить, тут же ниоткуда возникает сутенер или извозчик, нищий. Торговец марихуаной или зазывала со змеиной фермы.

…Змея – центральный --">