Стивен Добинс - Счастливое отсутствие

Спенс десятки раз. Он планировал выпуск на тему «Свинья», который был бы не полон без стихотворения Джейсона Плоувера. Тщетно говорила ему Хэрриет, что других стихотворений о свиньях в наследии мужа нет. «Сойдет любое», — говорил издатель. Ему неважно было даже качество. Он взял бы даже незаконченные стихи, даже наброски. Издатель предлагал двойной гонорар, и был обижен, когда Хэрриет отказалась послать ему хоть что‑нибудь. Похоже, он пришел к выводу, что она приписывает поэзии серьезность.

Жизнь Хэрриет Спенс становилась все трудней. Не только потому, что ее муж превратился в фигуру осмеяния — в ней самой стали находить нечто забавное из‑за того, что она была его женой. На лицах возникало выражение, которое Хэрриет научилось распознавать: «О, вы та женщина, чей муж был убит свиньей». Люди пытались выражать сочувствие, но еле сдерживали смех. Они прикрывали рты и отворачивались, и глаза их увлажнялись. Поскольку ее муж был по–настоящему убит, поскольку люди хотят считать себя благопристойными, очень немногие отпускали шутки ей в лицо, однако, при виде ее все с очевидностью выказывали готовность к развлечению. Даже самые серьезные из нас не упускают возможности посмеяться. Есть какое‑то наслаждение в этом чудесном забытьи, заставляющее нас страстно к нему стремиться. Будь Джейсон Плоувер водопроводчиком или почтальоном, большого юмора бы не было. Но в качестве глубоко серьезного поэта он был особенно уязвим.

***

Сыновья Хэрриет впали в глубокую депрессию. Они сожалели, что их фамилия — Плоувер — была достаточно необычной и сразу заставляла вспомнить этого поэта — их отца — раздавленного свиньей. Они обсуждали новые фамилии: Джейкобс и Уеллерби, и МакБрайд. Это были умные ребята, которые имели ясное представление о своем светлом будущем. Теперь у них возникло чувство, что жизнь их кончилась — если они не возьмут себе другие имена и не переедут в другую часть этой страны. Они нуждались в чем вроде программы ФБР по защите свидетелей. Хэрриет пыталась разубедить их, но в сердце своем осуждать их не могла. Ее собственная преподавательская работа очень пострадала от обстоятельств гибели супруга. Начать с того, что на ее семинары стали приходить незнакомцы. Аудитория постоянно перешептывалась, а один раз с задних столов донеслось отчетливое «хрю–хрю».

— Может, вам стоило бы взять отпуск, — сказал ей декан.

— Все это так смехотворно, — сказала Хэрриет.

— В общем‑то да, — сказал декан. — Представьте себе, что с неба на вас упала свинья. — И он закрыл рот рукой.

— Я имела в виду не это, — сказала Хэрриет. — Я имела в виду реакцию людей на эту смерть.

— Я не хотел бы вас обидеть, — сказал декан, — но лично я бы отдал ногу, чтобы увидеть это своими глазами.

Так что Хэрриет Спенс взяла отпуск.

***

Хэрриет располагала довольно большими деньгами от издателя, благодаря возросшим продажам книг супруга и правам на его стихотворение «Свинья и я». Его новая книга должна была называться «Трансцендентные моменты в спиритуальном мире», но его издатель, Джози Кан, хотел изменить название на «Свинские мысли» или «До поросячьего визга». Хэрриет отказалась, несмотря на то, что Джози упомянул, что это бы означало десять тысяч долларов сверху. «Подумать только, — сказал Джози. — Ведь я был почти рядом. Мог своими глазами увидеть, как это произошло. Не повезло».

В один ноябрьский вечер, когда Хэрриет собирала вещи Джейсона, чтобы отдать их в Фонд малоимущих студентов, она подумала: меня тошнит от его поэзии. Меня тошнит от прожитой с ним жизни. Потом она оглянулась повинно, словно боясь, что ее мысли кто‑нибудь может услышать.

Никогда до этого Хэрриет не ставила под вопрос свою жизнь с Джейсоном.

***

Она увидела, что глубокая серьезность, которой была спеленута ее жизнь, была просто амортизатором. Сеьезность эта существовала для того, чтобы удерживать людей на расстоянии. Серьезность должна была показать, что она, Хэрриэт, обладает известной важностью, и обращаться с ней необходимо с уважением. Серьезность была душителем спонтанности и непосредственного порыва. Из‑за серьезности жизнь ее окаменела, будто ее окунули в бетон. Осознание этого повергло ее в печаль, которая была даже большей, чем внутреннее неудобство, которое она испытывала от того, как умер Джейсон. Сейчас

--">