Жан-Люк Утерс - Путешествие с Люком

не вызвав подозрений в лицемерии?! Слишком поздно для демонстрации восторга и блаженства, для того, чтобы вместе с Жюли воспарить на седьмое небо от счастья. В сущности, все и так было уже сказано. Жюли вполне верно оценила это молчание, хотя и воздержалась от ехидных комментариев типа: «И это вся твоя реакция?»

Я попытался вспомнить тот момент, когда мы впервые заговорили о рождении ребенка. Это было в конце одного ужина, сопровождавшегося довольно щедрыми возлияниями. К тому времени мы жили вместе уже четыре года. «Я хотела бы родить от тебя ребенка», — сказала она, отпив глоток вина; правда, я не поручусь за точность цитаты: возможно, она выразилась осторожнее, намеками. Мой ответ, если не ошибаюсь, был весьма уклончивым, вполне в нормандском духе: «Почему бы и нет… впрочем, у нас еще вся жизнь впереди». Честно говоря, я ничего не знаю о нормандцах и еще меньше об их ответах на жизненно важные вопросы. Но одно могу сказать вполне определенно: я не ответил «нет». Напротив, у меня вырвалось коротенькое «да», крошечное словцо с непредсказуемыми последствиями, микроскопическое, как зародыш, невидимый на этой стадии развития даже на экране во время УЗИ, так что вряд ли кто-то способен предсказать его судьбу. На любом языке слово «да» звучит сухо и четко, как смертельный выстрел. Уж не потому ли мы с Жюли, не желая произносить или слышать его, отказались от торжественного свадебного «да» под бесстрастным взором мэра? И ведь всего-то две буковки, но сколько же невероятных последствий они таят в себе! У того, кто их произнесет, нет ни малейшего шанса вывернуться (мол, я сказал «да», но это значит «нет») или отложить решение («мне бы хотелось серьезно обдумать это»). И все же, как ни смотри, в моем робком «да» звучала просьба об отсрочке. «Осужден на отцовство с отсрочкой исполнения приговора», — можно ли представить себе подобное наказание и судью, способного его огласить?!

Однако, в данном случае, об отсрочке и речи не было: ведь, судя по словам Жюли, я уже стал отцом этого жизнелюбивого зародыша, ловящего голоса внешнего мира. Ибо восприятие начинается со звука — так разъяснит мне позже врач. И с этой точки зрения, мое «вступление в отцовскую должность» оказалось отнюдь не блестящим: ледяное молчание вместо праздника светомузыки. «Тишина на площадке, снимаем!» — возглашал режиссер нашей жизни. Жизнь зародыша только-только началась, а наша собственная все еще пыталась удержаться на прошлых позициях.

Ожидание счастливого события — именно так язык трактует неминуемость рождения. С самого момента зачатия слух о нем расходится неприметно, подобно волне грядущего счастья. Любовь дарит нам немало чудес, и одно из них — способность превращать одиночество живых существ в нерушимый союз под названием «семья». Семья — детище од-ной-единственной силы, любви. Я плохо представлял себе, как меня будут осаждать на каждом шагу вопросами по поводу «ожидания счастливого события», смешанными со знаками симпатии, поздравлениями и ободрениями, то есть полной противоположностью соболезнованиям, которые шепчут с поникшей головой, после похорон, сжимая в ладонях руку скорбящей вдовы. И еще менее того я представлял, как буду рассыпаться в благодарностях, приклеив на лицо широкую улыбку, соответствующую ситуации, скромно отвечая: «О, я, знаете ли, ни при чем, моей заслуги тут почти нет», и думая при этом о настоящем герое дня, сперматозоиде, из последних сил достигшем финиша своего безумного пути. Вот кто, черт возьми, великий триумфатор, так зачем же приписывать мне его подвиг?!

Видимо, Жюли больше ничего не ждала от меня — ни слова, ни хотя бы знака, — потому что занялась мытьем посуды, то есть довольно шумной процедурой, возвестившей о возврате к реальной действительности. Она даже разбила не то чашку, не то тарелку, словно желая подчеркнуть, что «перерыв кончился» и пора перейти к другим темам. В совместной жизни мужчины и женщины посуда не имеет себе равных по способности создавать напряженную атмосферу в доме. Немытая тарелка, мозолящая глаза, может спровоцировать целую серию драм, а осколки битой посуды куда более красноречивы, нежели выстрелы. И это не считая чашек, обладающих даром летать, как на крыльях. Когда они в конце полета разбиваются вдребезги, громкость спора обычно на порядок возрастает. У каждого предмета сервиза есть своя собственная коротенькая мелодия, свой темп. Вот почему я исподтишка следил за Жюли, --">