Андрей Яковлевич Евпланов - Коллекционер

сохранившийся у людей в

подсознании с тех времен, когда смехом защищались от порчи. Больше всего,

конечно, местные насмехались над Клюкой. Это была большая и, наверно,

еще не старая баба, которая одевалась во все черное и ходила всегда с

палкой. Никто не знает, как ее звали на самом деле, откуда она взялась в

поселке, и, каким образом заняла бывший дом печника Евдокимова на улице

Глинки. Нет, конечно, чиновник, который оформлял на нее дом, знал, но

предпочитал держать язык за зубами. Когда она шла по улице, то казалось,

что это не человек идет, а какая-то огромная мрачная птица стелется над

землей.

Считалось, что она приносит несчастье тем, кому попадется навстречу.

Взрослые ее сторонились, а дети пугались. Хорошо еще, что она не часто

вылетала из своего гнезда, только за тем, чтобы купить картошки и какой-

нибудь крупы. Остальное ей, видимо, привозил муж или сын, кто их там

разберет, в общем, длинный носатый мужик, который раз в неделю приезжал

к ней на самосвале. Мужик тоже ни с кем не разговаривал, так что некоторые

сомневались, знает ли он по-русски.

У этой самой Клюки была странная особенность: она, когда шла из

магазина, всегда прихватывали кирпич с какой-нибудь стройки, не кирпичи,

а каждый раз только один кирпич, и при этом всегда заворачивала его в

платок и несла как ребенка, прижав к груди.

Сначала все возмущались, кирпичи-то денег стоят. Это раньше, когда

все вокруг было ничейное, народ смотрел сквозь пальцы на расхищение

государственного имущества, а сейчас-то все хозяйское, за все уплачено. Ее

материли, бывали случаи, когда спускали собак, но матюги отскакивали от

нее, как горох, а собаки от нее сходили с ума, скулили и жались к ногам

хозяев. В конце концов, люди перестали обращать внимание на это мелкое

воровство, кто знает что у нее на уме, может еще порчу какую наведет, ведь

эти приезжие на все способны.

По поводу кирпичей ходили разные слухи, одни говорили, что Клюка

копит кирпичи на новый дом, другие уверяли, что видели собственными

глазами, как ее носатый хахаль грузил в машину целые груды кирпичей. Кто-

то пустил слух, что у Клюки когда-то был ребенок, который умер в

младенческом возрасте, и с тех пор она помешалась - собирает кирпичи и

тетешкается с ними, как с детьми, и будто бы однажды видели, как она

сидела на крыльце и давала кирпичу сиську.

Это уж была совсем невероятная версия, но именно в нее почему-то все

поверили, и перестали шугать несчастную мать. Теперь к ней относились с

участием, особенно женщины. Любят у нас страдальцев за то, что рядом с

ними даже неудачники чувствуют себя немного везунками. У кого сын был

горьким пьяницей, у кого - не вылезал из тюрьмы, но они были все же

живые, и в детстве даже давали поводы для радости: смешно коверкали

слова, ели с аппетитом. Клюка была лишена даже этих микроскопических

радостей, ну какое женское сердца останется равнодушным к такой беде.

Женщины пытались выказать ей свое сочувствие, тяжело вздыхали,

когда она заходила в магазин, пытались заговорить. Но та вела себя

заносчиво, ни с кем не здоровалась и даже не смотрела в их сторону,

покупала свою картошку и крупу и летела в свое одинокое, горькое гнездо.

И тогда все махнули на нее рукой: что с нее взять с дуры несуразной,

все у них не как у людей у этих приезжих. Ее просто перестали замечать, и

даже когда она вдруг куда-то пропала, никто ее пропажи не заметил.

Прошло несколько дней, прежде чем в поселке узнали, что Клюка

умерла. Ее труп обнаружил сосед, который забрел к ней в дом, чтобы

спросить спичек. Она лежала на полу одетая во все черное, держала в руках

палку и уже начала разлагаться.

Самое удивительное, что ни во дворе, ни в доме не оказалось ни одного

кирпича, но зато было полным полно кошек. Он были и в комнате, и на

веранде и на чердаке - жирные разномастные котяры. Они сидели, лежали,

шлялись туда сюда и ничто их не смущало, ни присутствие чужого человека,

ни запах разлагающейся плоти. Самого рыжего и наглого кота Будылин взял

к себе, и назвал Кирпичом.

Этот Кирпич взял моду будить хозяина ни свет ни заря. Устоится на

постели в ногах, и давай месить одеяло передними лапами. Жена и дочь

спали внизу в отдельных комнатах, а Будылин облюбовал себе мансарду.

Летом в жару там, конечно, было душновато, зато окна выходили в сад, и

казалось, что ты на корабле плывешь навстречу небу по зеленым волнам. --">