Роман Валерьевич Сенчин - В долине Дагестана

кабинета. Я посидел, подождал, думая, что, может, принтер где-нибудь в соседнем кабинете. Минут через пять поднялся, шагнул в коридор. Девушка стояла у стеночки.

— А что случилось? — спросил.

— Вы сказали, чтобы я вышла, — без обиды ответила она.

Я усмехнулся:

— Да нет, вы не так поняли. Я попросил письмо на принтере вывести.

— А, да? — И девушка опять, как два дня назад, покраснела от шеи к ушам…

К концу рабочего дня письма были составлены, подписаны Надеждой Николаевной, Виктором Федоровичем, прибежавшим председателем Совета ветеранов. Вызванивали депутатшу Народного собрания, но она оказалась в Махачкале (глава района от подписания воздержался)… Письма я решил взять в Москву и оттуда уже отправить.

— Правильно, — согласилась Надежда Николаевна. — Здесь нет гарантии, что они дойдут.

Напоследок попили чаю, похрустели печеньем. Редакторша вдруг расчувствовалась и прочитала несколько своих стихотворений о родине. Что-то типа:

 

Закат пылает над моим Раздольем,

Багрянцем светит.

И, нашумевшись, нагулявшись вволю,

Стихает ветер…

 

А потом Виктор Федорович отвез меня в мотель.

— Знаете, — сказал, отводя глаза, — у меня завтра совещание утром. Я такси заказал — довезет до аэропорта. В половине восьмого подойдет… Я бы сам… Вы не подумайте…

— Да нет, ничего. — Но на самом деле стало тревожно — ехать через пол-Дагестана на непонятном такси. — Ладно.

— Поешьте хорошенько, не стесняйтесь. Выпейте.

— А вы компанию не составите?

— К сожалению…

В общем, попрощались.

Я не постеснялся, назаказывал кучу всего, жахнул бутылку водки и еще стопарик. Кое-как, колотясь о стены, добрался до номера и, не раздеваясь, но тщательно проверив, запер ли дверь, рухнул на кровать. В последних проблесках сознания поставил будильник в мобильнике на семь утра.

Уснул глубоко и хорошо и во сне испытывал свое любимое ощущение — куда-то мягко плыл. А потом, сначала внутри сна, стало тормошить беспокойство. Неоформленное, неясное. Тормошило, щипало, будило. И наконец вытолкнуло в реальность, но в реальность мутную — ночную и пьяную.

Нет ничего хуже не спать в таком состоянии. Я лежал, закутавшись в одеяло, и мне казалось, что за окном кто-то ходит, ковыряется в замке, требует от работников ключи от моего номера… Это было, конечно, не так жутко, как во время “белки” год назад, но тоже… И главное — сейчас были вполне понятны причины на меня покушаться: нарыл информации, завтра привезет в Москву и вполне может заварить серьезную кашу. Лучше всего мочкануть сейчас. Вломиться и пристрелить. Мало ли здесь бандитов и террористов.

И в голове постукивали слова: “В полдневный зной... в долине Дагестана…” И представлялся я, обнаруженный завтра днем где-нибудь на задах мотеля. Труп с пулевым ранением, не совместимым с жизнью…

До рассвета болтался между бодрствованием и лихорадочной дремой, то и дело, при любом шорохе, садился, прислушивался, глотал из бутылки колючую минералку и снова валился на матрац. Сжимался.

Запиликал будильник. Я вскочил, умылся, собрал сумку. Голова раскалывалась, тошнило, бил озноб, тело чесалось от пота, но я был счастлив, что ночь кончилась. Почему-то была уверенность: днем со мной ничего не произойдет.

Так оно и вышло. Таксист довез до аэропорта, я почти без проблем (единственное, милиционеров насторожила моя электробритва, и они не только осмотрели ее, но и включили) сел в самолет и благополучно долетел до Москвы.

Когда “Ту-154” бежал по посадочной полосе, очень радовался. Не знал, сколько разнообразных проблем обрушится на меня в ближайшие месяцы.

--">