Владимир Семенович Маканин , Павел Валерьевич Басинский , Данила Михайлович Давыдов , Майя Александровна Кучерская , Инна Львовна Лиснянская , Геннадий Дмитриевич Новожилов , Александр Константинович Жолковский , Андрей Германович Волос , Роман Харисович Солнцев , Журнал «Новый мир» , Сергей Павлович Костырко , Алла Николаевна Латынина , Андрей Витальевич Василевский , Сергей Станиславович Беляков (критик) , Владимир Алексеевич Губайловский , Владимир Андреевич Успенский , Владимир Евгеньевич Захаров , Владимир Иванович Салимон , Геннадий Владимирович Обатнин , Павел Михайлович Крючков , Игорь Манцов , Ирина Александровна Ермакова , Евгения Вежлян , Владимир Вадимович Жуков - Новый мир, 2006 № 10

отовсюду: и с земли поднимает, и из воздуха эпохи ворует, и из культуры, и из собственной души. В конце концов, кто знает, не прочти Пушкин констановского “Адольфа” в переводе своего друга Вяземского, может, и не было бы и “Онегина”? “Таинственный песенный дар” как-никак. В разных обстоятельствах он, думаю, “работает” одинаково: и на краю пропасти, и в “садах Бахчисарая”. Правда, о “пропорциях” — чтбо из жизни, а чтбо из литературы — можно, действительно, только предполагать.

Артем Скворцов. Энергия самовозрастания (о поэзии Олега Чухонцева). — “Знамя”, 2006, № 6.

“Незамаскированный глубокий интерес к другому в постпостмодернистской ситуации не в чести, и часто лучшее, на что может рассчитывать homo legens, — сигнал, посылаемый автором в пространство: мне так же плохо, как и любому другому. А порой реципиент просто присутствует при псевдодиалоге: пишущий беседует сам с собой, и его речь не предполагает отклика и отзвука. Стих Чухонцева не затронут этим поветрием, он редко бывает темен, еще реже — герметичен, аутичен же — никогда.

Открытость другим голосам и сознаниям делает поэта своего рода всеобщим органом чувств, нервным узлом эпохи. Он не служил выразителем умонастроений какой-то одной определенной группы, не возникал самозванцем при объявлении вакансии единственного и неповторимого поэта-гражданина, но весомый результат всестороннего охвата национального характера и менталитета в его поэзии виден невооруженным глазом.

Демократический аристократизм позволяет стиху Чухонцева быть обращенным и к рафинированному интеллектуалу, и к деревенскому забулдыге без опрощения и высокомерия. В культуре, все более жестко разделяющей авторов и публику на целевые, несоприкасающиеся сегменты, подобная эмоциональная широта — драгоценная редкость.

Эти стихи — заметный факт истории русской поэзии. Но они также и реальный факт ее настоящего, а учитывая их способность к саморазвитию и обретению с годами нового качества, не приходится сомневаться, что и будущего.

От Чухонцева можно ожидать любых неожиданностей, кроме одной: отказа от творческого роста. Судя по прежней траектории движения, поэт надежен как природный источник энергии. И этого источника хватит многим”.

Существенные слова найдены в начале этой многослойной статьи (я привел ее финал) о непрочитанности О. Ч. Вообще о том или ином восприятии образа поэта, заслоняющем чтение его стихов.

Сергей Стратановский. Стихи. — “Арион”, 2006, № 2.

Люди-рекламоносцы

в овощи-фрукты одетые

В их тряпичные образы,

тягостно им на морозе

Рекламировать фирму

Зябко, томительно им

Только и радости

в грязном парадном погреться

Покурить, отдышаться

перестать на минуточку быть

Брюквой, грушей, грейпфрутом

Елена Шварц. Китайская игрушка. — “Знамя”, 2006, № 6.

…Нет, никогда я не устану изумляться поэтическому воображению этого поэта. Ну скажите, кто бы еще написал столь раскованные и завораживающие стихи о том дереве, которому суждено было стать Честнбым крестом, ежедневной молитвой миллионов христиан?

Называется “Крест после распятья”:

Когда Спасителя в пещеру положили,

День cерый занялся и тучи, нависая,

Шар обернули земный

В саван.

Птицы не служили,

Вздыхали судорожно бедные ягнята,

А люди сонно жили,

Виновато.

Да, никому на свете не жилось —

В день смерти Бога

Сгнило все

Насквозь.

А крест покинутый

Чернел, как бы сожженный,

Уже не помня, где его срубили, где пилили,

А кипарисный пень-отец по сыне тосковал,

Раскинув лапы и глубоко в землю вгрызшись.

А крест был ближе всех,

И он поддерживал страдающего Бога —

Сын-кипарис, Бог Сын, они слились.

Божественным он прокален огнем,

Кровь Бога светлая на нем.

Он помнит Его прикосновенье

И тяжесть Бога,

А Бог — его шершавую древесность,

И жалость деревянную, и нежность.

И ночью видели — взошла луна,

Она была крестом разделена.

Четыре красные куска,

Была разрезана она.

Когда случилось Воскресенье —

Крест вздрогнул и вспотел огнем

И вдруг воскрес,

И вот он снова кипарис

В саду небес.

Составитель Павел --">