Алексей Зензинов , Игорь Геннадьевич Алексеев , Александр Мотельевич Мелихов , Александр Викторович Иличевский , Геннадий Дмитриевич Новожилов , Елена Всеволодовна Ушакова , Владимир Забалуев , Журнал «Новый мир» , Сергей Павлович Костырко , Алла Николаевна Латынина , Дмитрий Владимирович Бавильский , Борис Григорьевич Херсонский , Андрей Витальевич Василевский , Владимир Алексеевич Губайловский , Михаил Исаакович Синельников , Владимир Андреевич Успенский , Олег Владимирович Зоберн , Михаил Владимирович Бутов , Борис Исакович Любимов , Павел Михайлович Крючков , Михаил Юрьевич Эдельштейн , Ольга Балла - Новый мир, 2007 № 12

то ни было, мы остались и продолжали пить

в подвале “У Зоси”, где негде шагу ступить,

где бетонная лесенка коротка, но крута,

мочиться выходят рядом под чугунные ворота.

Литая виньетка — “тысяча восемьсот девяносто пять” —

покрашена рыжей краской с потеками. Не поднять

груз прошедшего. Лучше смотреть, как сгущается сизый чад,

как забавно окурки “Примы” из пепельницы торчат.

Там был этот Шурик из Бельц, который сидел на полу,

взяли под руки, вывели, прислонили к стволу

ближайшей старой акации и вернулись к столу.

И Шурик остался один. И больше никто никогда

его не встречал. Ему не звонили. Стыда

никто не испытывал. Разве что в день Суда

о нем напомнят компании. Во успении вечный покой.

Очередной подсудимый переносицу трет рукой,

слышит “Шурик из Бельц” и думает — кто такой?

И ангел с мечом говорит: “А ты угадай!”

Переулочек в честь поэта, написавшего: “Дай,

Мария!” Владимир страдал, а ты — не страдай.

Потому что тебя поведут к себе и дадут,

и ты возьмешь, как умеешь, и останешься тут

еще на неделю, отравленный сексом, вином,

колбасным сыром, под вечер выходя в гастроном.

Боль в дурной голове щелкает, как метроном.

А потом грай ворон из привокзальных крон.

Ты лыка не вяжешь. Тебя привели на перрон

с визой и чемоданами. Иерусалим. Хеврон.

Но этот Шурик из Бельц — куда подевался он?

 

*        *

     *

Волокут Перуна, ох, волокут, слышен рокот вод.

Перуна бросают в Днипро головой вперед.

Он плывет, что твое бревно, обратив к облакам

плоский раскосый лик, вызолоченный ус.

Он и есть бревно, но сумел сохранить народ,

который пришлые греки прибрали к рукам.

По головам греков, аки посуху, грядет Иисус.

Огромный крест стоит на зеленом холме.

Перун плывет, и вот что у него на уме,

вот что у него на деревянном уме:

Крест тоже дерево. Два бревна.

Дивиться нечему. Эта страна

привыкла кланяться дереву, камню. Грома раскат

людей повергает в дрожь.

Ложь у них нарасхват.

Любую правду перетолкуют в ложь.

Я был елдак, торчащий из выпуклости земной.

Смотри, Преемник, что стало со мной.

Я хранил народ, и Ты сохранишь народ.

Но настанет и Твой черед,

настанет и Твой черед.

Перун плывет, и толпы неверных чад

глядят с холмов и кричат, кричат,

галдят с холмов и кричат: “Давай

выплывай, Боже, давай выплывай!”

Запрокинув лик к темнеющим, закипающим небесам,

Перун выплывает, Днипро течет по златым усам,

гремит на порогах, охватывает острова,

по которым волнами ходит высокая высохшая трава.

 

*        *

     *

Не стройте домов у моря! — он говорит.

Американцы сбросят ракеты и бомбы.

Море сначала взорвется, потом сгорит.

Небо дрогнет, и город провалится в катакомбы.

А они все строят и строят — все нипочем.

Боже! Какие широкие, страшные, бритые лица!

Он — монастырский старец. Его окружает почет.

У кельи стоят убийцы и просят о них помолиться.

А ночью приходят души тех, кто своей рукой

Оборвал свою жизнь, — как можно свершить такое?

Молят: старче, скажи, во успении вечный покой!

А то — затянулся — и вот: ни успенья тебе, ни покоя!

Когда сгущается мгла — он смело глядит во мглу.

Читает над бесноватыми. Боже! Как все опустело!

Осталась только старуха, корчащаяся на полу,

И бес, когтями вцепившийся в дряхлое грешное тело.

*        *

     *

Только верба у речки,

Только птица на вербе,

Только мы — человечки

На вечерней поверке.

Только линия мелом,

Вдоль которой застыли

Рядом с гипсовым телом

Те, которые были.

Председатель совета

И вожатый отряда,

И зеленого цвета

Завалилась ограда.

Только Божия милость.

Только детская шалость.

Ничего не случилось.

Никого не осталось.

(обратно)

При свете мрака

Мелихов Александр Мотельевич родился в 1947 году --">