Алексей Зензинов , Игорь Геннадьевич Алексеев , Александр Мотельевич Мелихов , Александр Викторович Иличевский , Геннадий Дмитриевич Новожилов , Елена Всеволодовна Ушакова , Владимир Забалуев , Журнал «Новый мир» , Сергей Павлович Костырко , Алла Николаевна Латынина , Дмитрий Владимирович Бавильский , Борис Григорьевич Херсонский , Андрей Витальевич Василевский , Владимир Алексеевич Губайловский , Михаил Исаакович Синельников , Владимир Андреевич Успенский , Олег Владимирович Зоберн , Михаил Владимирович Бутов , Борис Исакович Любимов , Павел Михайлович Крючков , Михаил Юрьевич Эдельштейн , Ольга Балла - Новый мир, 2007 № 12

На вечерней поверке

Херсонский Борис Григорьевич родился в 1950 году. Окончил Одесский медицинский институт. Заведует кафедрой клинической психологии Одесского национального университета. Автор нескольких книг стихов (в том числе переложений библейских текстов). Активно публикуется в журнальной и сетевой периодике. Живет в Одессе.

*        *

     *

Всплеск вороньего грая. Значит — уже рассвело…

Выходишь за дверь — так оно и есть. Туман

немного рассеялся. Снаружи стекло

окна выглядит мутноватым. В руках стакан

крепкого чая. Стальной подстаканник. Звенит слегка

ложечка: дрожь в руке не унять. Хлебнешь два глотка —

и станет легче. С грохотом черный грецкий орех

падает с ветки на крышу сарая. К черту всех.

Два голодных кота ходят, сужая круги:

старый рыжий и этот, белый, с пробитым лбом.

Надо бы накормить, но не с руки

c ними возиться. Взгляд упирается в дом,

повернувшийся расколовшейся спиной-стеной

к населению, трущему веки, чтобы увидеть ясней

неподвижную маску Одессы. И ты постой,

погляди в пустые глаза, попрощайся с ней.

Нам сказали — все это снесут. Не сказали — когда.

Колонка. Из ржавого крана струйкой вода течет.

Все это рухнет ближе к весне, не причинив вреда

никому, кроме времени. Но время — оно не в счет.

 

*        *

     *

     *

Железная лестница, ребристые плиты-ступени,

на каждой — название фирмы с твердым знаком в конце.

Галерея. Вход через кухню. Кот лежит в отупенье.

Кнопкой пришпилен католический образок:

Христос в терновом венце.

Жена-полячка ведет меня к мужу-еврею.

Ефим! Доктор пришел! А ну — покажись!

Не понимает. Я сама его подмываю и брею.

А он хоть бы что-то сделал мне за прошлую жизнь!

Конволюты и пузырьки на газете, на табурете.

В газете — портрет, и лицо на этом портрете

возвращает лет на тридцать назад, в такие места,

где все были дети, а вождь был один на свете,

но в кухне уже висела иконка с ликом Христа.

Наверное, текст молитвы на польском, на обороте

образка тридцатых годов не разобрать и в очках.

Сколько вам заплатить? Мне сказали, что вы не берете…

Перламутр-катаракта застыла под лампой в зрачках.

Я гляжу на белый конверт с покойной почтовой маркой

ненавистной страны, от которой не убежать.

Спускаюсь во двор. Прохожу под облезлой аркой.

У ворот целуется парочка. Я не буду мешать…

 

Маленькая баллада

Его задержала служба береговой охраны

ночью на Ланжероне, обкурившегося травой,

с беспутною голой Ганькой. Он зализывал раны

(письмо в институт, исключение) в беспросветной пивной.

Под пластиковыми столами водку лили в стаканы,

дым стоял коромыслом. Он смеялся и тряс головой.

Последовал скорый призыв. В мечтах он был отличник

боевой подготовки с полоскою вдоль погон,

т. е. — старшина. Или, может быть, пограничник,

ходил с овчаркой по пляжу, ловил таких же, как он.

А пока он пил ежедневно. И доказывал Гане,

что после бутылки горилки может ходить по прямой.

Зимой начались события. И он оказался в Афгане.

И, как вы уже догадались, никогда не вернулся домой.

 

*        *

     *

И сказал Каин Авелю: “Авель, пойдем в поле!

Авель, пойдем в поле, оглох ты, что ли?”

Хлопнет дверь, скрипнет калитка. В щели прикрытых ставен

смотрят те, кто любит тебя, а меня ни во что не ставит.

Пойдем в поле. Авель, слышишь? Пойдем в поле!

По бревну, над ручьем, текущим по дну оврага,

вверх по скату, по тропке, не замедляя шага,

по пологим, заросшим терновником склонам,

по холмам, на которые серебристо-зеленым

облаком роща легла, вцепившись корнями

в глинозем, по плоской вершине, где большими камнями

очерчен контур святилища, над которым внятно

Голос звучал: “Каин! Бери свою жертву обратно!”

Идем, торопись, уже недолго осталось,

скоро начнется ливень, чтоб кровь быстрее впиталась

вместе с проклятьем земле, что кровь твою примет.

Хорошо, что погибель твою никто у меня не отнимет.

Пойдем в поле, Авель, слышишь? Пойдем в поле!

 

*        *

     *

Как бы то ни было, мы остались и продолжали пить

в подвале “У Зоси”, где негде шагу