Андрей Германович Волос - Предатель

ударим — чтоб наверняка.

— Война, что ли?

— Война. Двенадцатого года. Когда Наполеон Москву взял.

— Прямо Москву?! — не поверил сын. — Нашу Москву?!

— Ну да. Вот, видишь — Наполеон. Спрятался в Кремле… смотрит из-за стены, как город догорает.

— Жи-и-ирный, — с оттенком неприязненного удивления заметил Алексей: смотри-ка, дескать, сам такой жирный, а сам Москву взял. — А потом?

— Он думал, если Москву сдали, победа его. Думал, к нему на поклон явятся, признают его власть, как везде… А не тут-то было. Жители разбежались. Город сгорел, считаные дома уцелели… Ни фуража, ни провианта. Что делать? Надо отступать… А тут откуда ни возьмись — снова Кутузов Михайло Илларионович! Поначалу уклонился, армию сберег, а теперь вот, видишь: «В штыки! Ура! Ура!»

— Урррр-а-а-а!

— Да-а-а… Победили французов. Дальше Туркестан…

Осторожно переворачивая проложенные калькой листы, перебирались из пространства в пространство. Каждое полнилось дальними, едва угадываемыми звуками — из одного доносился гаснущий шум реки, из другого — веяние степного ветра; опаляло лицо звенящим жаром раскаленного песка… подрагивала земля под копытами… свистели стрелы из кривых луков… затихал последний скрежет отработанной битвы…

— А этот, смотри, грустный. Солдат?

— Офицер. Видишь, погоны у него. «Туркестанский офицер, когда похода не будет». Так автор подписал.

— А когда поход?

— А когда поход, развеселится, наверное… на коня вскочит, шашку выхватит. «Эскадро-о-о-о-он! За мной!» И — вперед!

Бронников скосил взгляд: прищурясь, Алексей сосредоточенно пытался представить себе метаморфозу, которая вскоре произойдет с печальным офицером.

— А вот веселый! Он танцует?

На соседней странице в пронзительной мути солнца, в зыбком мареве мгновения, уже навечно застывшего и вместе с тем вечно длящегося (то есть до этой самой секунды дотянувшегося мгновения): запнувшийся, ошеломленный своим еще не до конца понятым несчастьем, не успевший осознать случившегося… и солнце-то, солнце лупит в самые глаза!.. Да что ж это, братцы!.. ах, не повезло!..

Подпись: «Смертельно раненный».

Бронников вздохнул.

— Нет, сынок. Он не танцует.

— А что?

— Он умирает. Его убили.

Алексей резко отстранился, замер, вглядываясь.

И, вдруг заулыбавшись — одновременно недоверчиво и покровительственно, — заговорил громко и назидательно, как делал, когда читал наизусть стихи:

— Зачем ты шутишь?! Ты что? Так не умирают. Ты разве не видишь? Он просто танцует, правда!

— Да? Ну, наверное, ты прав.

— Конечно, конечно!

Портос, валявшийся на ковре в позе безнадежной мертвой собаки, ни с того ни с сего решительно встряхнул ушами и собранно направился в прихожую: своих он чуял, когда те еще только брались за ручку подъездной двери.

А вот и дверь лифта громыхнула…

— Привет!

Первые взгляды и касания — это просто робкие попытки убедиться: ты — та ли? Правда?.. А ты — тот?..

Однако тает мгновенная рябь неузнавания, и теперь уже шум, гам, тарарам, собака лает, ребенок вопит! — в поднявшемся гвалте никто, должно быть, и не услышал робкого аккорда нежности, прозвеневшего под невысоким потолком прихожей.

— Портос, фу! Леша, не висни, пожалуйста, я едва на ногах стою! Гера, осторожно, там яйца!.. Не толкитесь тут, через двадцать минут ужинать!..

Но, конечно, в первый момент продолжения жизни стеснились в шестиметровой кухне — Бронников подпер косяк, глядя на Киру с улыбкой, в которой сквозила тень изумления — все-таки та!.. все-таки продолжается! — Лёшик приник, прижался, уткнувшись лицом, Кира ерошила ему волосы, а смотрела на Геру, Портос же забрался под стол, где, как он давно знал, располагалась узловая точка равноприближенности любви.

Глава 1 Лифтер

Бронников сидел на своем рабочем месте под лестницей.

Судя по надрывности телефонных звонков, домогалась его гражданка Крылатова из сорок второй.

В среде дежурных к ней приклеилось нелепое прозвание «мадам». Старуха вечно требовала ответов на вопросы, которые никоим образом не могли входить в компетенцию лифтера.

— Алло, консьерж? — не раз слышал Бронников ее пронзительный голос. — Скажите, консьерж, но почему же лифт опять так громыхает?! Это невыносимо, консьерж!..

Дождался шестого звонка. Не умолкает. Седьмой.

— Алло!

Крылатова всегда начинала говорить сразу как снимали трубку, если не --">