Юрий Самуилович Хазанов - Мир и война

солдат… Но не сделал этого. Возобладал рациональный, разумный подход. Может, так лучше? В Москве все равно пришлось бы отдавать. Так пускай уж его возьмет кто-нибудь на этой станции среди леса. Неужели дадут пропасть такой собаке? Неужели не найдется настоящих охотников?..

Ночью, лежа на сене в углу вагона, тщетно пытаясь согреться, Юрий всячески старался по-настоящему ощутить всю горечь от потери отца — так, как следует по всем правилам и канонам. Но не получалось. Может, он плохо знал эти правила? Глаза оставались сухими, отчаяния не было в помине, мысли разбегались. Приходилось заставлять себя думать об отце, вспоминать, каким тот был. Даже внешность представлялась по-прежнему нечетко… Среднего роста, да. А что такое «средний»? Ну, наверное, как Юрий сейчас. Кофейного цвета волосы с проседью вокруг основательной лысины, круглые большие глаза за очками. Они круглели еще больше в те минуты, когда отец сердился. Но это бывало так редко и так давно… И никогда больше не будет… Никогда… А какие он умел делать бутерброды с надоевшими Юре (Люке, как называли его в детстве) котлетами, как мастерски нарезал их на одинаковые кусочки! И пел ужасно забавные песни, тирольские, наверное. («Тотль-то, тотль-то, тотль-то…») Как много работал в своем наркомате и как поздно приходил домой — до того, как его арестовали по обвинению во вредительстве. Чудо, что он вернулся из лагеря всего через два года… И потом тоже много работал, а после работы временами уходил по вызову следователя в Бутырскую тюрьму, и тогда всякий раз прощался с матерью Юры, но ни сам Юра, ни его брат об этом не знали… Удивительно ли, что отец умер так рано — ему едва исполнилось пятьдесят шесть…

Как ни пытался Юрий вспомнить сейчас его голос, жесты, улыбку, какой-нибудь долгий разговор с ним — не удавалось. Отчетливей всего вспомнилась вдруг под мерный стук колес товарного вагона однодневная встреча в Москве ранней весной сорок второго. Последняя встреча — на окраине города, в деревянной хибаре, где многие годы жил старший брат отца дядя Ефим. Топилась печка, было тепло, у дяди завалялась довоенная бутылка водки, отец настоял ее на своем любимом тархуне… Пряный запах из рюмок, молчаливая орочёнка Надя с одним зубом, теноровый говорок дяди и красивый баритональный (вот, вспомнил!) голос отца…

Отец расспрашивал Юрия, где тот уже побывал, куда направлен сейчас. Он был спокоен, уверен в победе, хотя не произносил торжественных слов по этому поводу, не пел хвалы нашим доблестным полководцам. Впрочем, и не осуждал их. Не предрекал скорых успехов, но и не выказывал отчаяния или неверия. В этом был он весь — не мудрствовал лукаво, но крепко стоял на грешной земле, зная, что нужно жить, заботиться о семье, поступать так, чтобы всем становилось легче… Впрочем, это Юрий теперь так полагает, а тогда… тогда лихорадочно собирал обрывки воспоминаний об отце и думал, думал о нем в непроглядной темноте вагона… И отчаянно любил его.

Он уснул. Поезд продолжал цокать по рельсам, и наступил момент, когда он въехал на запасные пути станции Люберцы совсем рядом с Москвой.

Приехали… А потом — замызганная электричка, гулкий зал Казанского вокзала, светло-коричневые вагоны метро… Арбатская площадь, Никитский бульвар… Малая Бронная… Арка ворот… Третий этаж… Три звонка…

Конец второй части

1991–1994 гг.

Об авторе

«…Юрий Хазанов прошел эту жизнь во множестве ее ипостасей. Прошел всю войну от Москвы до Вены; окончил педагогический институт; был учителем, стал писателем. И, казалось бы, удачливым. Написал около двадцати книг для детей, и книги эти не залеживались ни в книжных магазинах, ни на библиотечных полках, переводились в других странах…

…В книгах его присутствует не слишком частое для подобной литературы свойство — ироническая задумчивость, иногда пародийность, неодномерный подтекст… И я нисколько не удивился, когда оказалось, что — как и многие другие — Юрий Хазанов писал в стол свои вовсе недетские книги…»

Лев Разгон. Из предисловия к вышедшей десять лет назад за границей книге Юрия Хазанова

Примечания

1

По уточненным данным Лютер сказал так:

Ein mal — zu mal,

Zwei mal — mal,

Drei mal — normal.

(обратно)
--">