Сальваторе Адамо - Воспоминание о счастье, тоже счастье…

статью, ни какими бы то ни было способностями, отличался лишь полным отсутствием себя самого, прозрачностью своей. Никогда не находился я там, где меня видели, что покруче хождения сквозь стены. Потому-то до последнего времени и представлял собой некое подобие хамелеона, подстраивался под предлагаемый извне декор, меняя восторженную влюбленность на летаргическое прозябание и допотопность растительного мира. Всё это в прошлом, бросил я теперь судьбе вызов, предпринял попытку переделать себя самого и шагаю по пути к успеху.

Сказать по правде, птаха эта отвлекла меня в тот самый момент, когда пребывал я на пороге весьма важного, но должен сознаться, и столь же предосудительного поступка. Возможно, самолично чуть не порушил профессиональное будущее свое, которым обязан… опять же, лишь себе самому… Вот и взвешивал я все за и против, силясь понять, следовать ли за той затей, что крутилась в моем мозгу и могла столкнуть меня назад, в небытие, откуда так долго я выкарабкивался…

Отчего сидит оно во мне и почему столь живуче непреодолимое это желание неоправданного риска?

Именно о том мне и хотелось поведать вам. Не из прихоти или тщеславия, но всего лишь по зову и тяге к ясности. Да и кто же лучше вас, дорогие мои читатели и читательницы всех мастей, свидетели стольких драм, укажет мне тот верный в похожей на шахматную игру жизни ход, что позволил бы избежать участи оказаться в ней побежденным?

Я вынашивал тайную мысль захватить вас с собой в Эн-Сент-Мартин, тихий городок при слиянии двух речушек, несущих свои воды под прикрытием довольно занятных названий, Эн^[2] и Труй^[3], в ту, в минувшую уже эпоху, когда их берега ещё не являли взору воскресных гуляк произведений современного искусства, по всей видимости принадлежащих кисти некого мясника, ныне выставляющего ту или иную часть женского тела — голову, грудь, бедра, ну и прочие там всякие органы — образчиками кровавого реализма…

«Э-эх, таки удрала!» — выдохнул Фернан Легэ и испустил дух.

Теперь уж и в самом деле было слишком поздно, душа его успела достичь пределов, кем-то прозванных мировым разумом, крохотной частицей которого она и являлась. С удушающей своей ролью веревка справилась сполна: сконфуженно свисавший изо рта Фернана язык и последняя, «вместо — по Брассансу — святого причастия», эрекция неопровержимо свидетельствовали о свершившемся факте повешения. На выщербленном паркетном полу валялся опрокинутый стул. Досталось и стулу; не совладав с непомерной тяжестью, тот разъехался, хотя стулом прослыл и добротным, и вес человека, пусть даже и вставшего на него, следовало бы ему выдержать. Наверное, расшаталась одна из его ножек, что и застало Фернана врасплох. С этой-то незначительной деталью видимо и связан был возглас досады, раздавшийся в тот самый момент, когда, чуть ранее Фернана, отдал богу душу стул, а значит вполне возможно, что Фернан согласен был не со всем и не вполне.

Он что, попробовать решил? Припугнуть хотел? Или все было по-настоящему? Насмеялся над врагами, прикинувшись внемлющим их требованиям уступить дорогу, но в последний миг успел пропеть: «Доволен был бы слишком ты, но той услады не получишь!»

Любитель сильных ощущений, он, должно быть, просунул голову в завиток им же самим привязанной к прочной дубовой балке веревки, как вдруг, хрясь! и душа вон; и из стула, и из Фернана. Не успел и пары слов черкнуть — ни прощения тебе, ни объяснения.

Фернан Легэ, владелец бюро ритуальных услуг, могильщик до мозга костей, на смерти наживавшийся и без малейшего сострадания над нею насмехавшийся, почил в бозе теперь и сам…

Что ж, мир сей покидают не одни лишь лучшие!

И вот я у его изголовья, при двух титулах: правой руки и будущего зятя. Всего несколько часов назад он ещё думал, что я женюсь на его дочери, но, как оказалось, в патетический тот момент руку её сжимал я в последний раз — очень скоро она остановит выбор на более подходящей, нежели я партии.

Когда обнаружившая его Зульма, домработница, отвела нас, меня и мадмуазель Легэ, на место драмы, последняя спросила сквозь рыдания, действительно ли он мертв. Не бросился я, дабы в том убедиться, грызть большой палец его ноги, хотя и рассказывал мне Фернан, что он в свое время проделывал подобные штучки.

Как бы и что бы там ни было, но он был мертв и по причине, точно, злонамеренной. Недавно какой-то оригинал прислал ему… веревку, --">