Ханиф Курейши - Будда из пригорода

вокруг ни одного дома, откуда нас можно увидеть, если, конечно, в подзорную трубу не смотреть.

— Вот именно этим сейчас и занимаются наши соседи, — сказала она.

Я занавесил окно в сад. Комната сразу как будто съежилась, на душе стало тревожно. Меня потянуло прочь из дома. Вечно я куда-то стремлюсь, не могу подолгу усидеть на месте. К чему бы это?

Когда папа заговорил, голос у него был придушенный и слабый.

— Карим, почитай мне из книги по йоге, только как следует, с выражением.

Я сбегал и приволок любимую папину «Йогу для женщин» с иллюстрациями: пышущие здоровьем девушки в черных трико принимают немыслимые позы. Она пылилась среди других книг по буддизму, суфизму, конфуцианству и дзен-буддизму, которые он накупил в книжном магазинчике восточной литературы в Сесил-корт, рядом с Чаринг-Кросс-роуд. Я сел около него на корточки с книгой в руках. Он вдохнул, задержал дыхание, выдохнул, снова задержал дыхание. Я был неплохим чтецом и, вообразив себя на сцене в «Олд Вик», продекламировал величественно и благородно: «Саламба Сирсазанна пробуждает и оживляет дух молодости, бесценное достояние человека. Как это прекрасно — осознавать, что ты готов лицом к лицу встретить любые удары судьбы и вкусить всю радость бытия, все дары жизни!»

Он прохрюкал что-то одобрительное по поводу этой сентенции и открыл глаза, стараясь поймать взгляд мамы, которая как раз в этот момент глаза закрыла.

Я продолжал читать. «Эта поза также предотвращает выпадение волос и уменьшает склонность к седине».

Вот это ход поистине удачный, прямо в цель! Седина нам отныне не грозит. Папа вскочил на ноги и оделся.

— Ну, так-то лучше. А то, знаешь, прямо чувствую, как подкрадывается старость, — голос его дрогнул. — Кстати, Маргарет, пойдем сегодня к миссис Кей? — Она покачала головой. — Ну почему, дорогуша? Давай вместе сходим, повеселимся, ну давай?

— Но Ева меня не приглашала, — сказала мама. — Она вообще меня игнорирует. Обращается со мной как с дерьмом собачьим. Неужели ты не замечал, Харун? Ведь я всего-навсего англичанка, а ей индийцев подавай.

— Ну и что, что англичанка? А ты надень сари, — рассмеялся папа. Он обожал дразниться, но мама — не слишком удачный объект для насмешек, она не понимает, почему нужно смеяться, когда над тобой издеваются.

— К тому же и случай особый, — как бы невзначай добавил папа. — Я имею в виду, сегодня.

Вот, значит, к чему он клонил. И, главное, замолчал, дожидается, пока его спросят, какой такой случай.

— Какой случай, папа?

— Понимаешь, меня упросили осветить несколько аспектов восточной философии, — скороговоркой выпалил папа и принялся старательно заправлять майку, пытаясь скрыть гордость по поводу оказанной ему чести доказательства того, что он признан и не заменим. Что же, грех упускать такой шанс удрать из дому.

— Хочешь, я с тобой к Еве схожу? Вообще-то я собирался в шахматный клуб, но, так и быть, могу разок пропустить.

Я произнес это невинно, как приходской священник: не хотел никого ставить в безвыходное положение. Я сделал в жизни открытие. Если ты проявляешь чрезмерную заинтересованность, то у других это вызывает обратную реакцию. Если же делаешь равнодушный вид, тебя начинают уговаривать, и сами воодушевляются. Поэтому чем сильнее я чего-то хотел, тем меньше показывал это.

Папа задрал майку и забарабанил по голому животу. Дом огласился громкими и резкими звуками, похожими на выстрелы из автоматического пистолета.

— Отлично, — сказал папа. — Переодевайся, Карим, — и обернулся к маме. Он хотел, чтобы она тоже стала свидетелем того, каким уважением он пользуется в обществе. — Хорошо бы и ты пошла, Маргарет.

Я рванул на второй этаж переодеваться. Из своей комнаты, от пола до потолка оклеенной плакатами, я слышал, как они спорят внизу. Интересно, уломает он маму? Надеюсь, что нет. Без неё отец чувствовал себя более раскованным. Я поставил одну из своих любимых пластинок — «Positively Fourth Street»^[2] Боба Дилана, чтобы получить заряд хорошего настроения на весь вечер.

На сборы ушло несколько месяцев: я перемерил весь гардероб. В семь часов я спустился вниз, одетый в костюм, как нельзя более подходящий для вечера у Евы. Бирюзовые брюки клеш, синяя с белым прозрачная рубаха с цветочным узором, синие замшевые ботинки с «кубинскими» каблуками^[3] и алый индийский жилет с золотой вышивкой. На голову я повязал ленточку, чтобы усмирить --">