Туве Марика Янссон - Дочь скульптора

бывал подавлен и приходилось его утешать.

Маме нравятся только маленькие пожары, которые она устраивает тайком в пепельнице. А еще огонь в печке или в камине. Она разводит огонь в мастерской и в коридоре каждый вечер, когда папа выходит поискать знакомых.

Когда огонь разгорается, мы подтаскиваем к нему большое кресло. Мы гасим свет в мастерской и сидим перед огнем, а мама начинает рассказывать: «Жила-была маленькая девочка, такая ужасно красивая, и ее мама так жутко любила ее…» Каждая история должна начинаться одинаково, а потом уже не обязательно рассказывать так уж точно. Мягкий медленный голос звучит в теплой темноте, а ты смотришь в огонь, и никакая опасность на свете не грозит тебе. Все иное где-то снаружи и не может войти в дом. Ни теперь, ни когда-нибудь потом.

У мамы длинные темные волосы, они окутывают ее, словно облако, они вкусно пахнут, они как у печальных королев в моей книге. Самая красивая картинка занимает целую страницу. На картинке изображен ландшафт в сумерках — равнина, поросшая лилиями. По всей равнине бродят бледные королевы с лейками. Та, что ближе всех, невероятно красива. Ее длинные темные волосы мягкие, словно облако, и художник осыпал их блестками, возможно, покрыл их краской, когда все уже было готово. Профиль королевы мягок и серьезен. Всю свою жизнь она ходит в этой книге и только и делает, что поливает цветы, и никто не знает, какая она красивая и печальная. Лейки нарисованы настоящей серебряной краской, а откуда у издательства нашлись на это средства, не понимаем ни мама, ни я.

Мама часто рассказывает о Моисее, о том, как его нашли в тростнике, и что было потом; об Исааке и о народе, который тоскует по дому, по своей собственной стране, который сбивается с пути, блуждая по пустыне, а потом находит дорогу; о Еве и змие в раю и о страшных ураганах, которые наконец-то успокаиваются. Большинство людей, во всяком случае, тоскуют по дому и чуточку одиноки, они прячутся в своих собственных волосах, и их превращают в цветы. Иногда их превращают в лягушек, и Бог не спускает с них глаз и прощает их, если только не рассержен и не оскорблен и не уничтожает целые города за то, что жители их веруют в других богов.

Моисей тоже время от времени бывал несдержан. Женщины же только и делали, что томились в ожидании и тосковали о доме. «О, я поведу тебя в твою собственную страну, или какую только ты захочешь во всем мире, и нарисую блестки в твоих волосах, и выстрою тебе замок, где мы будем жить, пока не умрем, и никогда-никогда не предадим друг друга!» А в глухом и дремучем бескрайнем лесу, «где было раздолье ветрам и тучам», брел однажды всю ночь напролет маленький ребенок, и ночь была такая длинная, лес такой темный, а дорога узкая, и ребенок шел и плакал от одиночества, плакал и думал:

Ужель никогда я

Жилья отца не найду, блуждая,

В непроходимом этом бору

От жажды и голода я умру^[5].

Очень обнадеживающе! Так бывало, когда мы оказывались уже в безопасности, заперев двери дома.

Папины скульптуры медленно шевелились вокруг нас при свете огня, его печальные белые женщины делали осторожные шаги и все, как одна, готовы были убежать. Они знали об опасности, которая таится повсюду, но ничто не могло их спасти, прежде чем скульптуры не вырубят из мрамора и не поместят в музей. Там они будут в безопасности. В музее, или где-нибудь на высоте длиною в сажень, или в дупле дерева. Но по возможности под крышей. Однако лучше всего, вероятно, сидеть на высоком дереве, если только ты не лежишь еще в животе у мамы.

КАМЕНЬ

Он лежал между кучей угля и товарными вагонами под несколькими обломками досок, и просто чудо Божье, что никто не нашел его раньше меня. С одной стороны камень весь сверкал серебром, а если стереть угольную пыль, то видно, что серебро прячется и внутри камня. Это был гигантский камень из чистого серебра, и никто еще не нашел его.

Я не посмела спрятать его, ведь кто-нибудь мог подсмотреть, подойти и унести его, пока я сбегаю домой. Камень пришлось катить. И если бы кто-нибудь появился, чтобы помешать мне, я уселась бы на камень и закричала благим матом. Я могла бы укусить тех, кто попытался бы поднять камень. Я была способна на все.

И вот я начала катить камень, медленно-медленно. Он только опрокидывался на спину и тихо лежал, а когда я снова попыталась поднять его, он улегся на живот и закачался. Серебро сошло с него, и остались мелкие --">