Ирина Игоревна Лобановская - После третьего звонка

— Почему я выдумываю, папа? — возмутилась Таня. — Вот странно! Я правда туда давно хочу! А мама меня учила, что терпеть очень вредно, потом я не смогу рожать! Вам бы хотелось, чтобы ваша дочка не смогла рожать и у вас никогда не было бы внуков?

Она сурово покосилась на Петра. Непредусмотренный выпад окончательно смутил его. Он явно не знал, что отвечать и на что решиться.

— У вас есть дочка? — строго продолжала Танюша.

— Нет, — неуверенно ответил он. — Пока нету…

— Ну, значит, будет, — безапелляционно заверила его Таня. — Кстати, вы тоже можете захотеть в туалет, до утра далеко. Это перед кухней налево. Мы как, пойдем туда вместе или вы мне позволите прогуляться одной?

Она была истинной дочерью своего отца. Виктор снова напрягся, приготовившись к самым худшим неожиданностям. Петр смущенно мялся. Девочка явно поставила его в тупик.

Танюша, милая… А она вдруг спокойно встала и отвела от себя руку с ножом. Виктор сориентировался мгновенно. Метко пущенная табуретка сбила Петра с ног, остальное было делом техники: Виктор перемахнул через стол, выбил нож и крепко стиснул два худых костлявых запястья. Таня взяла со стола пустую бутылку и разбила ее о голову Петра.

— Это лишнее, Танечка, — пробормотал Виктор. — Мы так можем его убить…

— Ничего, — безмятежно отозвалась дочь. — Ты все равно уже кого-то убил. Теперь будем сообщниками. Смотри, ему даже ничего не сделалось!

Действительно, Петру снова повезло: бутылка выскользнула из детской слабой и дрожавшей от всего пережитого руки и задела его только краем, оставив на лбу едва заметный красноватый след от удара.

— Таня, веревку! — крикнул Виктор, и дочка метнулась на кухню.

Петр лежал тихо, не рвался, не орал и позволил себя связать, не проронив ни звука. Виктор поднялся с пола, отряхнул руки и, подтолкнув сантехника ногой к стене, посоветовал:

— Теперь спи, дружок! До утра! А мы с Таней пойдем в театр. Как договаривались. И все дела!

— Ну что ты, папа! — укоризненно сказала Таня и отщипнула кусок пирога. — Очень вкусно! Это тетя Тата принесла? Я ведь тебе уже объяснила: после третьего звонка в театр не пускают.

— Ах да, совсем забыл! Старый становлюсь, Танюша, бестолковый… — виновато сказал Виктор. — Тогда ложись спать. Мамы все равно до утра дома не будет. Сейчас я позвоню Анюте и предупрежу, что ты не придешь.

Облачко медленно таяло в вышине.

— До завтра, Танюша! — прошептал ему вслед Виктор и поцеловал дочь в лоб. — Спокойной тебе ночи!

Потом он накинул куртку и вышел на улицу покурить.

Морозная лунная ночь высветила землю и дома до прозрачной, молочно-голубоватой белизны. Снег переливался под ногами и мерцал в воздухе тонким резным кружевом. Из-за дерева кто-то вышел. Крашенинников содрогнулся: неужели еще один? Кто на этот раз пожаловал? Он пристально вгляделся в темноту и не без удивления увидел длинную нескладную Венькину фигуру.

— Я никак не соберусь спросить у тебя, Вениамин, — сказал Виктор, — какое у тебя самое любимое время года? Поди, весна? Скоро наступит… А чего ты здесь на морозе топчешься? Фонарный столб из себя изображаешь? Запросто ангину схлопочешь, балбес. Зайти, что ли, не решаешься? Раньше за тобой ничего подобного не водилось. Или ты не один, и тебе снова позарез нужна хата? Ты говори, не стесняйся! Совсем тебя бабы сна лишили, как я погляжу! И с ними плохо, и без них.

— Беспокоился я за тебя, Витя, — тихо и необычно серьезно ответил Венька. — Кто у тебя там за деревом утром прятался? Мне звонила Тата… И… ты знаешь про Алешу?

— Да, — глухо ответил Виктор. — Проехали… У меня Танюшка, но ты зря не зашел, помог бы кое в чем. Хотя я все равно не смог бы тебе открыть дверь…

— Я подумал, ты не один, — смущенно ответил Венька. — Вчера же была Нелька…

Виктор протянул ему сигарету.

— Нелька, дружище, хорошо умеет жарить котлеты, — задумчиво сказал он. — А кто тебе сказал про Алексея?

Венька растерянно мялся, не спуская с него глаз.

Вот и Алеша ушел…

Да, все они постепенно куда-то уходят, покидая Виктора на этой грешной страшной Земле и оставляя после себя тяжкую неизбывную память, которую никак не переверстать… Это горе можно пережить со временем, память пережить невозможно…

"И в том строю есть промежуток малый…"

— "Но новую песню придумала жизнь, не надо, ребята, о песне тужить, не надо, не надо, не надо, друзья"… — пробормотал Виктор, закуривая. — --">