Алексей Иванович Слаповский - Участок

– Ты чего это? Заболел?

Клюквин рассказал родственнику про свою беду и беду Анисовки.

Политолог долго хохотал. Вытащил бутылки, начал их откупоривать и наливать под неприязненным взглядом Клюквиной, выпил сам, уговорил Анатолия и его жену. И те почувствовали себя хорошо. А потом еще лучше. И Политик начал объяснять им, какие глупые они сами и все анисовцы. Если они так боятся этих мемуаров, есть тысячи способов их дезавуировать.

– Пробовали уже, – сказал Клюквин, не поняв слова, но уловив смысл. – И сжечь хотели, и украсть, и отнять пытались. Непонятно, где он свою тетрадку держит, зараза.

– Сам предъявит! – воскликнул Политик. – Это же так просто! Он про всех пишет? Про всех. Так почему бы не потребовать, чтобы он прочел это публично? При всех? И пусть население решит, насколько все это легитимно!

– В самом деле! – сказала Клюквина, выпив и выдохнув. – А мы не догадались! Надо народ поднять!

20

– Что ж, – сказал Дуганов, – если люди хотят. Пусть завтра все соберутся, читать буду. А сейчас идите с миром!

Люди разошлись, договорились назавтра собраться всем селом.

И собрались, и ждали Дуганова.

Он не появлялся довольно долго.

И вот вышел. Голова и руки дрожат, глаза красные.

– Украли... – тихо сказал он.

– Врешь! – крикнул Желтяков. – Спрятал, гад!

– Если бы... Ночью я долго сидел... Работал... А потом отлучился во двор... Прихожу: нет ничего. Выскочил – кто-то к реке убегает. Я за ним... Не догнал... На лодке он уплыл...

– Врешь! – крикнул Клюквин. – Не верьте ему!

Но и без призыва Клюквина никто не поверил Дуганову. Бросились искать его записи. Обшарили весь дом, подняли доски полов, ободрали стены, залезли на чердак и там все перековеркали, мимоходом содрали жесть с крыши, будто под нею могли прятаться заветные страницы (сдирали те же, кто и крыл: Желтяков с Клюквиным). Осмотрели хлева и сараи, распугав кур, а сарай нечаянно подпалив (кто-то закурил и спичку бросил)... Все перерыли во всей округе, но ничего не нашли.

– Где у вас совесть? – послышался вдруг голос.

Это Вадик поднялся на ободранную крышу и кричал оттуда что есть мочи.

– Где совесть у вас? – повторил он. – Почему вы человеку не верите? Между прочим, пока вы тут безобразничали, а я следы видел, в самом деле! И лодка стояла у берега!

Народ стоял и слушал.

За всех высказался Андрей Ильич.

– Ну, найди тогда, если ты такой умный! – сказал он.

– И найду!

21

Его сопровождала Камиказа. С тех пор как уехали Кравцов и Цезарь, она скучала. Отбилась от дома, бродила по селу. Вадик один раз приманил ее, накормил. И она почувствовала в нем что-то родственное, что-то близкое Цезарю и Кравцову. И теперь, когда Вадик стал бродить по окрестностям, она окончательно убедилась в сходстве: только Кравцов так бродил. И только Цезарь так сопровождал его. А теперь вот она будет сопровождать Вадика.

...У нас неправильный детектив, в настоящем детективе кого-то убивают или что-то воруют в начале, а у нас преступление совершено в конце. Зато благодаря предыдущему повествованию нам и Вадику не надо искать мотивы и по очереди подозревать то одного, то другого. Мотивы – у всех. Подозреваемые – все.

И петлять, собирая улики и свидетельские показания, то и дело наводя читателей на ложный след, тоже нет необходимости.

Вадик очень быстро понял, что к берегу Курусы напротив дома Дуганова действительно этой ночью приставала лодка. (Резиновая, потому что деревянных в Анисовке нет: на мелководной Курусе им просто негде развернуться.) Во-первых, есть свежая ямка от колышка, к которому привязывали лодку. Во-вторых, Синицына эту лодку и человека на ней просто-напросто видела, потому что ей в эту ночь не спалось. Человек довольно большой, сказала она, ни рук, ни ног не видно, будто куль какой сидел.