Валерий Николаевич Шелегов - Яблоки для матери

Играет Василий. И сегодня отцовская гармонь, прикрытая белым вышитым рушником, стоит на комоде в горнице, ожидает гостей и праздника. Игру Василий подростком перенял на слух от отца. На слух подбирал песни, мелодии. Он и с Зинаидой познакомился через гармонь. Чинил телевизор в деревенской школе. Стоит гармонь. Тёмная мехами от времени, хранится в «пионерской комнате» запылённая, без дела. Спросил молодую училку:

— Играет кто?

— Сторож школы играл. Его гармонь. Умер…

Отремонтировал Василий телевизор, взял в руки старую гармонь. Осмотрел: меха сифонят — клеить надо. Забрал гармонь с собой в город, запала в душу и молодая учительница начальных классов. Двадцатилетний был. Грезить ночами стал, метаться во сне. Тосковал…

Привёз он гармонь в школу, да Бог его и наладился свататься, озорно поигрывая на гармошке:

Ой, да дорогая девчоночка!

Ой, да раздушоночка!

Кото…Которую люблю!»…

В марте за ней и приехал. Одноднев сегодня, тридцать лет как сошлись. А тогда и Зинаида ждала его. Жить в деревне не желала, торопила в письмах со свадьбой. Мать он подготовил. Василий и сейчас, в пятьдесят, розовощек, правда, поредела кудлатая шевелюра. После армии, парубок он был видный. Да и водкой не баловал, к табачищу не привыкший. Рос на свежем воздухе соснового светлого бора, который рядом — дорогу перешагни.

Ничего особенного в Зинаиде, в общем-то, и не виделось, кроме гонора, что она — «училка», а он без образования. Лестно было Василию иметь образованную жену. Сам он постигал науки мозгами. В ракетных воинских частях, на службе и открыл в себе талант к радиотехнике. На «гражданке» стал работать в телеателье.

Зинаида после замужества в школу работать, не пошла. Деньги её тянули. В торговле быстро продвинулась, «завмагом» назначили. Ксюха, дочь, на руках матери. Он в разъездах. Оленька куда позже родилась.

Достаток появился. Построились. Дети выросли. Жизнь…

В праздники сёстры приезжали обычно к вечерку. Знали: для мужиков Василий истопит баню. Будут ночевать. Сразу за стол не спешили. Мужики парятся не торопясь, потом женщины намываются не спеша. Хорошо отдыхается! Потом уж за огрудным столом от закусок поют под наливку и вспоминают былое до глубокой ночи. Так всегда водилось. Не минуть всего этого и сегодня, коль праздник.

Из города Василий пришёл бором по заутреннику. Автобус не захотел ждать. Размягчил на свежем воздухе мозги и душу от напряжения в семейных неладах, малость успокоился. К матери пришёл в ровном настроении. Колонка перед домом общая, на квартал. Раскачал её кипятком, наносил в баню воды, наполнил котёл. Не декабрь — март, баня к полудню вытопилась, наспела, горячая стоит. Василий уже и уголья берёзовые из-под каменки выгреб: заходи — парься. Блины-то мать напекла, не завтракал он, уже и обед. Накормить его. Пришёл он и восьми ещё не было, сейчас снег перед домом сомлел, разбежист и водянист стал под подошвами сапог.

Василий поднялся с чурбана и на вторичный зов матери пошёл в дом.

Блины крутой горкой янтарно отсвечивали в разливе солнца. В хрустальной вазе глянцем играли в солнечных лучах, принесённые Василием в подарок матери, два спелых кубанских яблока. С загнетки русской печи мать поставила перед Василием миску с топлёным коровьим маслом. Так любил Василий, Так водилось при отце.

Василий помыл под умывальником в кухне руки, сполоснул лицо, утёрся свежей ширинкой, после чего грузно скрипнул табуретом подле стола. Опёрся локтями, и вяло свернул тёплый блин. Есть не хотелось, макнул блин глубоко, в пенку поверх масла. Мать присела напротив, седые пряди она убрала узелком на затылок. Села она спиной к окну, к солнечным лучам, и оттого её тёмное от дум и печали лицо виделось Василию каким-то неестественным, скорбным Ликом Богородицы.

— Не убивайся, — нахмурился Василий. — Не хватало ещё и сегодня — в праздник, думать о плохом… — не стал браниться при матери Василий в адрес жены. Замолчал, стал поглощать блин за блином.

Мать утёрла щепотью рот. Казалось, порчу с уст смахнула. Вздохнула, поднялась к загнетке печи, наполнила там стакан чаю в подстаканнике, как он любил с детских лет.

— И откуда в тебе это барство, — удивлялась всегда мать над его блажью, когда он требовал ребёнком: «В подстаканнике чай. Дедушка так любит и я хочу». Высказалась мать и сейчас:

— В одном кармане — вошь на аркане, в другом — блоха на цепи, — поставила перед --">