Олег Юрьевич Рой - Ловушка для вершителя судьбы

воображением режиссера и сценариста обстановка чистилища еще в юности, во время первого просмотра фильма, произвела на Алексея столь сильное впечатление, что поглотила все другие представления о смерти, не только осознанные, но даже подсознательные. Он боялся смерти – такой, какой увидел ее в фильме. Однако при этом – хотя это и может показаться парадоксальным – Алексей не верил в загробное существование. Конечно, очень хотелось верить в потустороннюю жизнь, неважно, будет ли она в форме реинкарнации или в каком-то другом виде, но крепко вбитые в сознание материалистические догмы были значительно сильнее этих робких надежд. В глубине души Ранцов не сомневался: «отдав концы», мы действительно «умираем насовсем» – отключается сознание, перестает функционировать не только тело, но и душа. Или?.. Или все-таки нет?

«Когда-нибудь мое любопытство будет удовлетворено. Я умру и сам все узнаю, а сейчас незачем без толку гадать», – говорил он сам себе с напускной бодростью. Так, впрочем, делают многие. Это когда-нибудь кажется им таким далеким и потому менее страшным. Но оно, увы, неминуемо.

Сегодня оно наступило и для известного писателя Алексея Ранцова. Он все узнал, все увидел своими глазами – и был весьма удивлен тем, что ему открылось.

То, что он умер, точнее, что его душа покинула тело, Алексей осознал сразу. Но при этом, как ни странно, в ощущениях ничего не изменилось, способность чувствовать, как и способность мыслить, осталась прежней, он знал и помнил все, что знал и помнил несколько минут назад – до сердечного приступа, не больше и не меньше. Алексей, как и раньше, мог двигаться, ощущал свое тело и видел, опустив взгляд, свою одежду, свои руки, живот и ноги, утопающие по щиколотку в легкой голубоватой дымке. К тому же писатель отлично себя чувствовал, был бодр и полон сил; невыносимая боль, совсем недавно раскаленной спицей пронзавшая сердце, отпустила мгновенно, словно ее никогда и не было. Ему не было страшно, не было ощущения страдания, потери, печали или отчаяния. Но и ничего похожего на блаженство, которое, судя все по той же литературе, должна испытывать душа, освободившаяся от земных скорбей, он тоже не чувствовал. Единственное отличие от обычного состояния было в том, что он словно стал легче в десятки раз, однако совсем не парил где-то наверху, наблюдая со стороны себя же самого, точнее, собственное бренное тело.

«Я умер, – понимал Алексей, – и нисколько об этом не жалею. Разве что немного обидно, что это случилось именно сейчас, когда в моей жизни все только-только стало налаживаться. И близких жалко, особенно детей, они, бедные, расстроятся… Но, видно, такая уж моя судьба… Впрочем, все это правильно. Рано или поздно детям все равно приходится хоронить своих родителей. Это закон жизни, и он справедлив. Несправедливо, когда случается наоборот… Но хватит думать об этом. Все равно я уже ничего не могу изменить. Прошлое – жизнь земная – закончилось окончательно и бесповоротно, и теперь неплохо бы разобраться с настоящим… Интересно, где это я? Как я сюда попал? Что мне сейчас делать? И что, очень хотелось бы знать, будет со мной дальше?»

Однако дать ответы на эти вопросы было значительно труднее, чем задать их. Алексей лишь осознавал, что практически мгновенно, почти без всякого перехода, загадочным образом покинул свой кабинет и оказался в некоей незнакомой обстановке. Ничего подобного он никогда раньше не видел, но тем не менее откуда-то твердо знал: это – тот свет, другой, не земной мир. И Ранцов с любопытством принялся осматриваться вокруг. Отсутствие на пороге апостола Петра с ключами от врат царства небесного и ангелов с простертыми десницами его не удивило, а вот то, что тут не оказалось мрачных коридоров с длинными очередями, принесло немалое облегчение. Как и то, что увиденное не походило ни на одно из известных описаний. Будучи опытным литератором и, как ему казалось, неплохо владея словом, Алексей тем не менее не в силах был подобрать подходящих эпитетов для того, что видел вокруг. Место, где он находился, не было открытым пространством, пожалуй, его можно было бы назвать большой комнатой или округлым, без углов, залом, если бы стены не были сотканы из туманной дымки, а потолком не служило голубое небо с плывущими по нему пышными облаками. И никакого намека на темные коридоры со светом в конце тоннеля, райские врата, котлы с кипящей смолой и прочие картины, которые человеческая фантазия упорно --">