Бахыт Шкуруллаевич Кенжеев - Плато

Ивонна, уводя его под руку от обгоревших развалин. - Сейчас зайдем ко мне, переоденусь в нормальное, сходим перекусить, потом надо купить тебе что-то из одежды, это все грязное, мятое, а у тебя ничего не осталось, все сгорело, наверное. Как же ты выскочил из горящего дома и ничего не захватил? Некогда было? Оденем тебя, накормим, потом вернемся домой, я тебя уложу спать. Девочки мои на работе, у нас на троих четыре комнаты, и диван стоит в гостиной, раскладной, мягкий такой, и белье свежее есть, не беспокойся. Они слова не скажут, я им все объясню. Я же плачу за квартиру, а гости ко мне никогда не ходят. У нас уютно, между прочим, чисто. Выспишься, а назавтра все-все мне расскажешь. Кто там у тебя умер, кто в Швеции остался. Что тебе делать в этой Армии Спасения, посуди сам? От кого они тебя будут спасать? Знаю я ихние нравы. Побудка в шесть, и за молитву - да еще за талончиком на ночлег в очереди стоять. Б-р-р.

Она жила на самой окраине Плато, в одном из бесчисленных полутемных проулков, по которым вечерами ветер носил газетные клочки и пустые пластиковые пакеты. Она босиком вышла из ванной, смыв весь грим, в длинном, до самого пола, белом холщовом платье, зашла к себе, порылась в ящике комода, отыскала ожерелье из крашеного сиреневым пресноводного жемчуга, нацепила его на шею, замешкалась. "Возьми, это тебе поможет." Присела на диван в цветастой обивке, протянула Гостю раскрытую ладонь с крошечным, наполненным до середины шприцем. На кончике иглы дрожала опаловая капля. Сквозь конические фонари в потолке в гостиную лился усталый солнечный свет, и где-то за дощатой стеной играла невнятная, невидимая, почти потусторонняя гитара.

ЭПИЛОГ

Двадцать второго марта редкая газета в Аркадии не утешит усталого от долгой зимы читателя, поместив на первой же странице, между репортажами о заново набирающих силу сепаратистах Новой Галлии и трудной агонии утопизма в Отечестве, сообщение о долгожданном весеннем равноденствии.

Календарь календарем, но вплоть до середины апреля на Плато, как и во всем Городе, бывает, выпадает снег. Обыкновенно - считанные снежинки, реже - льдистая крупа с порывистым ветром. А случается, как нынешним вечером, что снег внезапный и обильный в мгновение ока поглощает светящийся крест на вершине Королевской горы, а затем, убежденный убедившись в собственной мощи, берется и за вращающийся луч прожектора на плоской крыше штаб-квартиры Королевского банка (вывеска его - белый геральдический лев на ярко-синем фоне украшает, пожалуй, любой городок Аркадии).

Луч, всего час назад без помех долетавший чуть ли не до стандартных домиков и палисадников дальнего Заречья, бунтует. С последней решимостью пробирается он в обрывках облаков, опускающихся на улицы Города, бьется в судорогах, просверкивает, словно сигнал бедствия в невозмутимой глубине метельного неба.

Однако на свете, сами знаете, не бывает ничего вечного. Ни любви, ни света. Один Господь Бог вечен, да и тот уже столько веков отказывает в знамениях нашему брату - роду лукавому, прелюбодейному и суетному.

В метель и ветер погружается крест из электрических лампочек на Королевской горе, леденеет небесное пространство над рекой, над всем Городом, и вот, будто надежда, исчезает кружащийся в высоте свет, украшавший лучший город Аркадии, а может быть, и всей Северной Америки.

Неужели никто больше не видит луча прожектора? Может быть, еще удается различить его - с большой высоты, скажем?

Вряд ли, вряд ли! Весь центр города в последние годы покрылся новыми, с иголочки, небоскребами, но они отданы под конторы, окна которых уже давно темны. А если и остался кто, например, в золотисто-розовом Доме Кооператора, то смотрит он не в окно, а на экран компьютера, заряженного бухгалтерской программой. И в парке на Королевской горе некому стереть мокрый снег с объективов платных бинокуляров, устремленных на панораму городского центра.

Со Снежного берега, лежащего за горой, застроенного унылыми добропорядочными зданиями на дюжину квартир каждое, и в ясную-то погоду не увидеть ни прожектора, ни креста.

А что же река, хозяйка стихии, родственной свету ночного луча? И не надейтесь. Нашей реке безразличен и свет со штаб-квартиры Королевского банка, и сам банк, да и город, по совести, тоже. Вот и сейчас, не улыбаясь, не хмурясь, огибает она огромный остров, на котором расположено человеческое поселение, минует --">