Юлия Зеленина - КС. Дневник одиночества

и смотрела телевизор. Это было основное мое занятие, когда рядом находилась Майя. Она усаживала меня к говорящему ящику и строго-настрого запрещала передвигаться по дому. Правда, иногда я оставалась в своей комнате.

В продолжение назревающего скандала мама вскочила с дивана и подбежала ко мне, схватив за руку, стала встряхивать как плюшевую игрушку и выговаривать отцу:

– Ты совсем не занимаешься ребенком! Она вырастет дебилом!

– Ну что ты говоришь?!

– Она и твоя дочь! – не унималась мать.

– Я знаю.

– Почему только я должна ей заниматься? Я задыхаюсь…

– Ты больна? – спросил папа, стараясь выглядеть обеспокоенным.

Мать смерила его презрительным взглядом и сухо произнесла:

– Нет. Я задыхаюсь от отсутствия свободы!

После этой фразы она разжала свои тонкие пальцы и освободила мою руку. Я нырнула в укромное местечко между стеной и диваном и затаилась. Я чувствовала, что начинается привычная семейная гроза.

Папа нервно ходил по комнате, подбородок его дрожал, и возмущение вырвалось криком из гортани:

– Что ты хочешь?! Чтоб я работу оставил?! Давай, давай поменяемся! Я буду сидеть с ней дома, а ты работай!

– Не надо в крайности бросаться. Я устала, понимаешь?! Устала, – орала в ответ мать.

– От чего ты устала? От материнских обязанностей?

– Не надо говорить так со мной!

Столько «не надо» в оправдание того, что материнский инстинкт не прижился в бедной женщине с солнечным именем Майя. Она сверкала глазами, словно ведьма из злого мультика. Голос ее хрипел. Мать извергала гнев и обрушивала его на сопротивляющегося супруга. Полился нескончаемый поток оскорблений. Мне казалось, что оба родителя получают удовольствие от крика. Я сначала затыкала уши, сидя в своем укрытии, а когда ор родителей становился невыносим, тихо шептала: «Чему бывать, того не миновать». Эту фразу часто повторяла моя бабушка. Я тогда не понимала смысла произносимого, но мне казалось, что эти слова волшебные, и если их произнести много раз, то все сложится хорошо. И это помогало. Правда, ненадолго… Наконец, я пошла в садик, и матери стало легче дышать, а на выходные меня сдавали бабушке. Ведь папа брал работу на дом: изготовление курсовых и репетиторство, а я его отвлекала своими «почему?», да и просто требованием внимания, обыкновенного, родительского… Майя устроилась на работу в гостиницу, и стала очень старательно отдавать себя профессии, все трудилась сверхурочно. Но скандалы все равно не прекращались, а моя поговорка совсем перестала помогать. Тогда я изобрела новый способ останавливать поток ругательств родителей: я выскакивала из своего укрытия и, становясь посередине комнаты, громко декламировала, что в садике мы разучили новый танец, а потом его показывала. Родители замирали, глядя на меня. Папа – растерянно, а мать недовольно, ведь я ей срывала такой спектакль!

Так и жили… А потом первый класс. Гладиолусы из бабушкиного огорода и незнакомые лица таких же, как я, оболтусов, с которыми мне предстояло постигать азы знаний и взрослеть. Тяжелый ранец, от которого болела спина, и огромный бант на макушке. Когда дул ветер, я боялась, что он начнет крутиться, как пропеллер, и меня унесет.

На счастье матери, в начальной школе существовала продленка. И первые три года я находилось под чутким взором классной руководительницы Марьи Антоновны. Старая ведьма с грозным прищуром держала нас в строгости и орала так, что дрожали стены школы. Казалось, она ненавидит детей и преподавание для нее настоящая каторга. Каждый учебный день начинался с отчаянного вздоха. Марья Антоновна смотрела на нас с такой ненавистью, будто работала много лет бесплатно. Хотя при родителях эта лицемерная женщина была само очарование! Так что жаловаться на злую учительницу было бесполезно. Класс наш был самым тихим. Мы боялись ее.

– Зато она делает уроки уже в школе! – оправдывалась мать перед папой. – И мне не надо устраивать скандалы, заставляя ее выполнять домашнее задание! Она ведь у нас не поддается дрессировке!

– Ты так о ней говоришь, словно наша дочь животное!

Я слушала мирную беседу родителей за ужином и ужасалась: они говорили обо мне как о кукле, купленной в магазине. А еще я заметила, что никто из них меня не называл по имени… Папа говорил слово «дочь», а мать ограничивалась местоимением «она».

Пережив начальную школу, я с великой радостью перешла в пятый класс. Марья Антоновна осталась в прошлом. Данному факту я радовалась --">