Синклер Льюис - Письмо королевы

познакомимся — Сельма Суонсон. Нам нужно когда-нибудь обстоятельно поговорить о преподавании истории, хорошо?

— Угу, — ответил Селиг и удрал. Но только укрывшись в своем амбаре, посмел сказать вслух: — Совсем не хорошо.

Три месяца он отказывается думать о лекциях и о прелестях воспитания характера. Ему предстоит будущее ученого. Даже сенатор Райдер, быть может, пришел бы в волнение, если бы узнал, какой великий ум тихо отходит ко сну в хлебном амбаре в четырех милях от него!

На следующий день, когда он усердно корпел над своей книгой, Идл ворвался к нему со словами:

— Я еду в Уикли. Буду рядом с фермой старого Райдера. Поехали, я вас познакомлю с ним.

— Ой, нет, честное слово, неудобно!

— Бросьте, он, небось, скучает один. Поехали!

Прежде чем Селиг успел передумать и, выбравшись из автомобиля стремительного Идла, вернуться домой, они уже мчались по горной дороге и вскоре въехали через мраморные ворота в имение сенатора. Миновав сырую заросль берез и кленов, они оказались на лугу, где высился старинный каменный дом с огромной верандой, обращенной в сторону пестрой, как шахматная доска, долины. Они лихо подкатили к веранде, и Селиг увидел лежавшего в шезлонге старика, укрытого пледом. Казалось, что в полумраке веранды весь свет сосредоточился на его лысой голове, похожей на обтянутый глянцевитым пергаментом шар, и на больших бескровных руках, лежавших неподвижно, как у покойника, на покрытых пледом коленях. В потухших глазах не чувствовалось никакого интереса к жизни.

Выскочив из машины, Идл рявкнул:

— Добрый день, сенатор! Прекрасная погода, верно? Я привез вам гостя. Мистер Селит преподает в колледже… э-э… в одном из наших колледжей. Через час я вернусь.

Он схватил Селига за руку — силища у него оказалась непомерная — и вытащил из машины. В голове у несчастного Селига все смешалось. Прежде чем он сумел выудить из этой гущи хоть одну путную мысль, машина Идла, зафыркав, исчезла, а Селиг остался стоять перед верандой, загипнотизированный взглядом сенатора Райдера, слишком старым, чтобы выражать гнев или ненависть, но не утерявшим способность излучать презрение.

Райдер молчал.

Тоном школьника, на которого возводят напраслину, Селит воскликнул:

— Честное слово, сенатор, я ни в коем случае не хотел вторгаться к вам без приглашения. Я думал, Идл просто представит меня вам и снова увезет. Мне кажется, у него были самые добрые намерения. А впрочем, подсознательно я, быть может, действительно хотел завязать знакомство. Мне так хорошо известны ваши «Перспективы разоружения» и «Англоамериканская империя»…

Сенатор зашевелился, словно древний филин, просыпающийся в вечерние сумерки. Глаза его ожили. Казалось, вот-вот он закричит резко и хрипло, как старая брюзгливая птица, но когда он заговорил, Селиг услышал спокойный, исполненный благородства голос:

— Я не предполагал, что кто-нибудь заглядывает в мои книги после тысяча девятьсот десятого года.

Старчески слабым, но изысканно любезными был жест, которым он пригласил Селига сесть.

— Вы учитель?

— Я преподаю в одном небольшом колледже в Огайо. Читаю экономику и историю. Я пишу монографию по истории американской дипломатии, и, естественно… встречаются такие вещи, которые никто, кроме вас, объяснить не может!

— Оттого что я так стар?

— Нет! Оттого что вас всегда отличали широкая осведомленность и огромное мужество — может быть, это одно и то же. Работая над книгой, я буквально каждый день мечтал о возможности посоветоваться с вами. Например, скажите, сэр, ведь это верно, что государственный секретарь Олни хотел начать войну с Англией из-за Венесуэлы? Он мечтал прослыть героем, да?

— Нет!

Старик сбросил с себя плед. Казалось странным, что на нем был не халат, отделанный по старинной моде золотым шнуром, а отлично выутюженный полотняный костюм и элегантный галстук-бабочка. Сенатор выпрямился в своем кресле. Он оживился, голос его зазвучал тверже:

— Нет, это был человек, преданный своей родине. Твердый. Честный. Готовый идти на соглашение, если это было нужно, но умевший не дрогнуть перед опасностью… Мисс Талли!

На крик сенатора из широкой двери с большим полукруглым окном наверху появилась сестра. Ее строгая белая форма была так туго накрахмалена, что чуть ли не скрипела, но это была молодая женщина, свежая, как пион, из тех, которые непременно будут нянчить любого мужчину любого возраста, --">