Уильям Сомерсет Моэм - Мэйхью

Он успел полюбить купание в этом ласковом море и далекие прогулки по роскошным виноградникам, но мало-помалу, жалея время, отказался и от прогулок и от моря. Он работал больше и усерднее, чем когда-либо в Детройте. Он начинал в полдень и работал весь день и всю ночь напролет, пока гудок парохода, каждое утро отплывавшего с Капри в Неаполь, не давал ему знать, что уже пять часов и пора ложиться. Тема раскрывалась перед ним во всей своей необъятности и значительности, и он представлял себе труд, который поставит его рядом с великими историками прошлого. Постепенно он стал все реже встречаться с людьми. Его можно было вытащить из дома, только соблазнив партией в шахматы или возможностью с кем-нибудь поспорить. Его увлекали поединки интеллектов. Он был теперь широко начитанным человеком, и не только в области истории, но также и в философии; он был искусный полемист и обладал быстрым, логичным и язвительным умом. Но он был добродушен и наделен чувством юмора, и хотя победа доставляла ему вполне понятное удовольствие, он не радовался вашему поражению.

Он приехал на остров крупным, крепко сбитым, мускулистым человеком с шапкой черных волос и черной бородой; но понемногу кожа его приобрела бледно-восковой оттенок, он стал худым и болезненным. Странная вещь: этот логичнейший из людей, убежденный и горячий материалист, презрел тело; он смотрел на него как на грубый инструмент, который должен лишь исполнять приказания духа. Ни нездоровье, ни усталость не могли помешать ему продолжать работу. Четырнадцать лет он упорно трудился. Он исписал тысячи и тысячи карточек. Он сортировал и классифицировал их. Он изучил тему как свои пять пальцев, и наконец подготовка была закончена. Он сел за стол, чтобы начать писать. И умер.

Тело, с которым он, материалист, обошелся так пренебрежительно, отомстило ему.

Огромные накопленные им знания погибли безвозвратно. Не осуществилась мечта, нисколько не постыдная, увидеть свое имя рядом с именами Гиббона и Моммзена. Память о нем хранят немногие друзья, которых с годами становится, увы, все меньше, а миру он после смерти неизвестен так же, как был неизвестен при жизни.

И все же, на мой взгляд, он прожил счастливую жизнь. Картина ее прекрасна и законченна. Он делал то, что хотел, умер, когда цель уже открылась его взору, и ни разу не познал горечи достигнутого конца.

Перевод В. АШКЕНАЗИ, 1971.

--">