Александр Дюма - Сперонара

который, вопреки законам гостеприимства, был взят в плен в Таранто, а затем, вопреки международному праву, отравлен вместе с Манскуром и Доломьё в Бриндизи. Это произошло в то самое время, когда Караччоло повесили в Неаполитанском заливе. Как видите, сударь, я делаю все, что в моих силах, дабы пробудить ваши воспоминания.

Господин Людорф прикусил губу.

— Что ж, сударь, — произнес он после короткой паузы, — существует и вторая причина: это ваши политические убеждения. Нам сообщили, что вы республиканец и уехали из Парижа, как мы слышали, исключительно по политическим мотивам.

— В ответ на это, сударь, я покажу вам свои рекомендательные письма: почти на всех стоят печати министерств и подписи наших министров. Взгляните, вот письмо адмирала Жакоба, вот — маршала Сульта, а вот — господина Вильмена; они содержат ходатайства для меня о помощи и покровительстве французских послов в ситуациях, подобных той, в которой я оказался.

— Хорошо! — сказал г-н Людорф. — Коль скоро вы предвидели ситуацию, в которой оказались, преодолевайте ее с помощью средств, которыми вы располагаете. Я же со своей стороны заявляю, что не поставлю визу в вашем паспорте. Что касается паспортов ваших спутников, то, поскольку у меня нет возражений против того, чтобы они отправлялись туда, куда им заблагорассудится, вот документы. Они в порядке, и ваши спутники могут ехать когда им будет угодно, но я вынужден повторить, что они уедут без вас.

— Нет ли у господина Людорфа каких-либо поручений в отношении Неаполя? — спросил я, вставая.

— А к чему это, сударь?

— К тому, что я взял бы их на себя с величайшим удовольствием.

— Но я же сказал, что вы никоим образом не можете туда ехать.

— Я буду там через три дня.

Я поклонился г-ну Людорфу и вышел, оставив его в изумлении от моей уверенности.

Нельзя было терять ни минуты, если я желал выполнить то, что пообещал. Я помчался к одному из учеников Римской школы, моему старому другу, с которым мы познакомились в мастерской г-на Летьера, а тот, в свою очередь, был старым другом моего отца.

— Дорогой Гишар, вы должны оказать мне услугу.

— Какую?

— Вам следует незамедлительно пойти к господину Энгру за разрешением отправиться путешествовать по Сицилии и Калабрии.

— Но, дражайший мой, я туда не собираюсь.

— Да, но зато я собираюсь, и, раз уж меня не хотят пускать туда под моим собственным именем, мне придется отправиться в путь под вашим.

— А! Понимаю. Это другое дело.

— С вашего позволения, вы отправитесь к нашему поверенному в делах и попросите у него паспорт. Следите внимательно за ходом моих мыслей. С паспортом нашего поверенного в делах вы пойдете за визой к неаполитанскому послу, и, располагая визой неаполитанского посла, я отправлюсь на Сицилию.

— Чудесно. И когда вам это нужно?

— Сейчас же.

— Я только сниму рабочую блузу и зайду в Академию.

— Ну а я пойду паковать вещи.

— Где вас можно будет найти?

— В гостинице Пастрини, на площади Испании.

— Я буду там через два часа.

В самом деле, два часа спустя Гишар явился в гостиницу, располагая паспортом, который был в полном порядке. Поскольку никто не позаботился о том, чтобы заранее представить Гишара г-ну Людорфу, дело прошло без всяких помех.

В тот же вечер я взял карету у Ангризани и через день был в Неаполе. Я выполнил обязательство, данное г-ну Людорфу, на тридцать шесть часов раньше назначенного срока. Как видите, ему не стоило жаловаться. Но оказаться в Неаполе — это было еще не все; в любую минуту меня могли здесь обнаружить. Я был знаком в Париже с одним очень известным субъектом, слывшим там маркизом и находившимся теперь в Неаполе, где он слыл доносчиком. Стоило бы мне встретиться с ним, и я бы пропал. Следовательно, необходимо было безотлагательно добраться до Палермо или Мессины.

Вот почему уже в день нашего прибытия в Неаполь мы с Жаденом помчались в порт, чтобы разыскать там пароход либо парусник, который мог бы доставить нас на Сицилию.

Во всех странах мира прибытие и отбытие пароходов происходят по расписанию: известно, в какой день они уходят и в какой день приходят. В Неаполе все не так. Один лишь капитан вправе судить здесь о своевременности своего плавания. Если положенное количество пассажиров набралось, он зажигает топку и приказывает звонить в колокол. Вплоть до этой минуты и капитан, и его судно отдыхают.

К несчастью, дело происходило 22 августа, и, --">