Ицхок-Лейбуш Перец - Избранное

страстно искал подлинную любовь и уважение в отношениях между людьми, и любой вид угнетения претил ему. Он мечтал о сильной, свободной, гармоничной личности. Уродство возмущало его. Он любил красоту.

Темный подвал, в котором ютятся самые несчастные, самые отверженные, озарен бледными лучами света, пробивающегося сквозь ширму, и за этой ширмой расцветает большая, нежная и целомудренная любовь («В подвале»). То же и в рассказе «Семейное счастье», где в крошечном оконце под самой крышей светится милое лицо любящей женщины. Всей силой своего таланта писатель борется за красоту, за живую народную мудрость, за любовь и свободу.

Перец — художник контраста. Он почти никогда не рассказывает биографии героя, в его новеллах редко бывает экспозиция. Он сразу раскрывает перед читателем суть конфликта, в котором сталкиваются идеи, страсти, характеры. И диалог здесь всегда важнее описания.

Драматически напряженный диалог Переца не терпит многословия. Его персонажи очень целомудренны в выражении своих чувств, даже когда их посещает великое счастье любви. В несчастье же они предпочитают молчать.

В больших рассказах с развернутым сюжетом, который передает тончайшие нюансы психологии героев, Перец тоже остается верен своему лаконизму, определяющему, например, в «Госпоже Хане», лихорадочный темп повествования.

* * *

В конце восьмидесятых годов Перец подчас еще выражает надежду, что новая буржуазная культура покончит с феодально-средневековым мраком. Но очень скоро он увидел изнанку капиталистической действительности: писатель наблюдает жесточайшую эксплуатацию, страшную нужду рабочих («Любовь ткача»). Он видит, что все человеческие чувства капитализм подменяет законами купли-продажи, видит распущенность и опустошенность самих капиталистов.

«Я умираю, потому что бесплоден телом и душой. Во мне нет ничего, что жило бы и могло дать жизнь. Я давно уже мертв. Я давно не наслаждаюсь жизнью. Теперь она мне опротивела». Так пишет в своем завещании покончивший с собой капиталист Мориц Бендитзон («Четыре поколения, четыре завещания»). Тот же Мориц Бендитзон за все платил чистоганом, за «улыбку на лице друга», за «поцелуй румяных губ». Капитализм в глазах Переца прежде всего аморален.

В творчестве Переца бьется пульс большого города. В самом языке его звучат неистовые городские ритмы. И вместе с тем капиталистический город его отталкивает. Это преждевременно увядшие, густо накрашенные лица приказчиц, которые страшнее желтых восковых манекенов в роскошных витринах городских магазинов, это безрадостная молодость на огромных фабриках, это продажная любовь на городских бульварах…

В конце девяностых годов в творчестве Переца стала преобладать романтическое начало. Обывательскому равнодушию, чуждому всего возвышенного, «зоологическому материализму» буржуа, не способному совершить ничего значительного, писатель противопоставляет духовное богатство созданных народной фантазией персонажей.

«Народные предания» Переца — это чистая поэзия. Она обращена к самым высоким устремлениям человеческой натуры, к чувству прекрасного, свободному от мелких своекорыстных интересов.

В сказках и легендах Переца чаще всего действуют простые люди — дровосеки, водоносы, ремесленники. Эти люди привлекают писателя чистотой своих помыслов, — совершенным бескорыстием. Таков Берл-Бас, которого Перец противопоставляет, издевающемуся над ним обывателю, злобному и тупому эгоисту. В этом обывателе нетрудно узнать одного из тех копошащихся в болоте существ, которые воображают, что выше затянувшей их тины и неба нет («В болоте»).

Повествование Переца проникнуто юмором, тонкой иронией, а нередко и сарказмом. Его рассказы о благочестии по существу обращены против религии. В них вырастает образ чудовищно жестокого бога, не оставляющего человеку ни крупицы радости. Только злобное воображение мракобесов могло придумать такого бога, который карает человека за стон в минуту расставания с жизнью («Ибо, — как замечает иронически Перец в рассказе „Не пожелай“, — еврей не вправе даже легкой смерти себе пожелать»).

В сказках Переца заключены настоящие перлы народной мудрости. Простая стекляшка, которую бедствующий ювелир отшлифовал под бриллиант, превращается в царскую печать(«Стекляшка»). Ею скрепляются приговоры. От нее зависит жизнь и смерть человека. Вещь, сделанная человеком, становится --">