Вацлав Устинович Ластовский - Лабиринты

руками, чтобы я открыл окно, и приложил палец к губам, чтобы я не шумел.

Когда окно было открыто, он сел на подоконник, принял понюшку из серебряной табакерки и начал говорить шёпотом:

— Я давно уже знаю ход в скрытую библиотеку, но сам не ходил туда и никому не показывал, молчал, боялся, чтобы не забрали у нас и это последнее богатство. Одевайтесь, пойдем! Я взял с собой свечку, фонари и всё нужное…

Не стоит и говорить, что я быстро оделся и был готов в путь.

Мы спустились по стремянке во двор, отнесли её в сторону, положили на землю, а сами тайком выскользнули за ворота и направились в сторону Верхнего замка. Минут через 20 были на месте. На горе, в сторону Двины, тогда ещё стояли руины замковых построек, в которых до 1839 года размещался Васильянский униатский монастырь.

Говорят, что замок был разрушен лишь в 40-х годах 19-го века. Сначала, по приказу царя Николая I, с него сняли медную крышу и отправили в Петербург на строение Исаакиевского собора, а позже кто-то или ненароком, или умышленно поджёг здание. После пожара десятки лет замок разрушали силы природы. А в 1913 году российское правительство продало руины какому-то москалю-подрядчику на кирпич, и тот разобрал древнюю кладку, а кирпич сплавил по реке в Ригу.

Но когда мы входили в здание, часть его, а именно, левый угол нижнего этажа, имел ещё целые своды. В темноте склепов мы добрались до большого зала, стены которого и потолок были покрыты старыми фресками, местами осыпавшимися, местами стёртыми и ободранными. Справа, между двух отверстий от дверей, была круглая ниша.

— Вот тут ход в подземелье, — сказал мой поводырь и начал руками отгребать насыпанный на добрых пол-аршина щебень. Совместными усилиями мы очистили дно ниши, которое было сделано в огромной каменной плите.

— Это дверь, — сказал Подземный человек и засунул в щель между камней загнутый железный прут, с усилием повернул его. Что-то глухо хрустнуло, и плита одной стороной начала опускаться вниз. Открылись витые каменные ступени, по которым мы спустились вниз при слабом свете фонаря. Когда наши головы сравнялись с концом повисшей плиты, она сама собой поднялась вверх и закрылась при помощи встроенного механизма.

— Кроме меня, из живых никто не знает об этом ходе. Ты вторым узнал о нём и передашь потомкам. Но прежде чем войти в тайные ходы, в которых наши прозорливые прадеды сохранили не только свои культурные, но и большие материальные богатства, ты должен дать обещание, принести присягу на вечную тайну, — говорил он торжественным голосом, с ударением на каждом слове.

Я выразил своё согласие, и он двинулся дальше. Мы шли минут 10 узким, с почерневшими стенами ходом, со многими поворотами, но неуклонно уходящим вниз. На одном из поворотов мой поводырь остановил меня, говоря:

— Помни, после седьмого угла есть западня.

Перед нами, на одном уровне с кирпичной дорожкой, была вправлена дубовая доска на сажень длины и во всю ширину прохода.

— Это доска на вертушке держится, кто не знает, ступит на неё и свалится в глубокую пропасть, а доска сама собой станет на место.

При этом он показал, как это происходит, нажал палкой на конец доски, и та рухнула вниз, открыв чёрное зияние скрытой пропасти. Проводник поддержал этот подвижный мост, а мне наказал вытянуть засунутую за железные скобы со стороны каменного колодца доску, которую мы положили на мост, и перешли на другую сторону, а доску спрятали снова, с другой стороны.

Пройдя несколько шагов, мы нашли в стене низкую чёрную дверцу. Потом была подвижная стена, отодвинув которую, вошли в просторный покой, с каменными скамьями у стен и высоким фундаментом посередине. На нём стоял старинный гроб, известный ещё местами в Беларуси под названием «корст». Это толстая колода с высеченным внутри дуплом, в которое опускали покойника, сверху закрывали плашками от такой же колоды. В особо важных случаях, погребая богатых или заслуженных людей, корст покрывали смолой и «берестили», сплошь опоясывали длинными кусками бересты, как бандажом, а поверху ещё плотно закручивали просмоленными верёвками. Такие корсты сотни лет лежат в земле и не гниют. Прежде я уже видел такие колоды, как-то весной Двина подмыла старое захоронение, и вода то несла течением, то прибивала их к берегу, а крестьяне вылавливали, чтобы снова закопать в землю.

— Это корст, в котором лежит тот, кто достроил проходы, — сказал мне проводник. — Тут ты и --">