Эмиль Золя - Дамское счастье

купли-продажи. За великолепным фасадом материальной культуры буржуазии обнажается изнанка, картина порабощения общества чистоганом, тяжелые и унизительные последствия господства вещей над человеком.

Таков второй, наиболее интересный для нас план в романе «Дамское счастье». Честное, добросовестное исследование действительности приводит Золя к наблюдениям и выводам, прямо противоположным его собственным положениям: не всё для человека, но всё против него!

Две тысячи человек состоят на службе в магазине «Дамское счастье». Люди одинакового социального положения, они не могут не быть связаны узами товарищества. Но заслуга Золя-реалиста заключается в показе того, как в среду продавцов — тружеников, поглощенных тяжелым, поистине изнурительным трудом, — вносится дух буржуазных отношений, как на место принципов товарищества и солидарности вторгаются законы конкуренции, борьбы за существование в самом обнаженном ее виде.

«…у каждого служащего отдела, начиная с новичка, мечтавшего стать продавцом, и кончая старшим, стремившимся к положению пайщика, было лишь одно настойчивое желание: подняться на ступеньку выше, свалив товарища, который стоит на этой ступеньке, а если он окажет сопротивление — проглотить его; эта борьба аппетитов, это уничтожение одних другими было условием хорошей работы машины, оно подстегивало торговлю и создавало тот успех, которому дивился весь Париж. За Гютеном стоял Фавье, за Фавье — другие, целый строй. Слышалось громкое чавканье челюстей».

Необыкновенно ярко раскрывает Золя дьявольскую механику капиталистической коммерции, при которой люди, даже связанные общностью социальной доли, объективно становятся врагами. Вот как, например, говорится о некоем Робино, вынужденном покинуть место в «Дамском счастье»: «Робино был уже приговорен, и каждый мысленно уносил одну из его косточек».

Писатель-натуралист охотно ограничился бы фиксацией внешних явлений, того, что лежит на поверхности жизни, но, вступая в спор с собственной теорией натурализма, Золя-реалист стремится объяснить этот чудовищный процесс нравственного одичания. И объяснение он находит, обращаясь к реальным условиям жизни и работы людей, подчиненных Муре.

Постоянный страх перед увольнением, всегдашняя тревога за завтрашний день (в мертвый сезон «перечисляли уволенных продавцов, как во время эпидемии перечисляют умерших»), крайняя непрочность положения, абсолютная зависимость от патрона, вечный призрак нужды — вот та почва, на которой в данной среде вырастают уродливые, антиобщественные отношения. «…фабрика останавливалась, у рабочих отнимали кусок хлеба, и все это происходило под равнодушный грохот машины: бесполезное колесо спокойно отбрасывали в сторону, и никто уже не чувствовал благодарности к нему за его былые услуги. Тем хуже для тех, кто не умеет с бою взять свое!»

* * *

Магазин «Дамское счастье» — новейшее капиталистическое предприятие. Здесь царит капиталистическая эксплуатация, весьма далекая от «патриархальных», примитивных ее форм, эксплуатация, прикрытая демагогической фразой, допускающая ряд частных, внешних улучшений положения работающих, но оставляющая в неприкосновенности суть отношений между работниками и работодателями.

Муре включил и большую, «фаланстерскую»^[1] кухню в свое гигантское предприятие: «…если расход увеличился, то и труд лучше питавшегося персонала давал теперь большие результаты, — это был расчет практического человеколюбия…»

Программа «практического человеколюбия» предписала Муре предусмотреть многие материальные и духовные потребности персонала магазина «Дамское счастье». Здесь и доктор, и библиотека, и вечерние курсы для желающих учиться, здесь дают уроки фехтования и верховой езды, имеются ванны, буфеты и парикмахерская. «Все, что требовалось жизнью, находилось тут же, под руками; не выходя из магазина, каждый получал стол, ночлег, одежду и образование».

Но эта обширная программа «практического человеколюбия», требующая больших затрат, вовсе не убыточна для владельца магазина. Все, что тратит Муре на улучшение быта служащих, сторицей возвращается к нему, умножая его капитал. Даже выступление самодеятельного оркестра, созданного из приказчиков под руководством кассира Ломма, сыграло для торгового дома роль «неслыханной рекламы».

Вдохновительницей некоторых благих начинаний --">