О Генри - Шестёрки-семёрки (сборник)

вариациях. Я вижу, что могу не хуже других обработать любую вещь в пяти бемолях… Но вы как будто утомлены, дядя Бен, или чувствуете себя неважно сегодня вечером?

— Я немного устал, Сэм, больше ничего. Если вы еще можете играть, сыграйте мне мексиканскую вещь, начинающуюся словами: «Huile, huile, palomita!»^[4]. Мне кажется, что эта песня всегда успокаивает и подбодряет меня после далекой поездки или же когда что-нибудь меня тревожит.

— Почему же нет? Seguramente, seсor!^[5] я буду играть ее для вас, когда только вы захотите. Да, пока я не забыл, дядя Бен, вам следует выговорить Бродшоу за последние присланные нам окорока: они слишком пахнут!

Человек шестидесяти пяти лет, живущий на овечьем ранчо, тревожимый сплетением всяких несчастий, не может постоянно и успешно притворяться. Кроме того, глаза трубадура быстро видят признаки несчастья в окружающих, потому что это нарушает его собственный покой. На следующий день Сэм снова стал расспрашивать старика относительно его грустного вида и рассеянности. Тогда Эллисон рассказал ему об угрозах и приказаниях Короля Джемса и о том, что бледная меланхолия и красное разорение наметили, по-видимому, его своей жертвой. Трубадур внимательно выслушал эту новость. Он уже много до того слышал о Короле Джемсе.

На третий из семи льготных дней, предоставленных ему самодержцем этой местности, старик Эллисон ехал на телеге в Фрио-Сити для закупки необходимых запасов для ранчо. Бродшоу был тверд, но не неумолим. Он разделил счет Эллисона на две части и предоставил ему больший срок для уплаты. Среди купленных предметов был свежий прекрасный окорок, взятый для того, чтобы доставить удовольствие трубадуру.

В пяти милях от Фрио-Сити, по дороге домой, старик встретил Короля Джемса, ехавшего в город. У его величества всегда был свирепый и угрюмый вид, но сегодня щелки его глаз казались открытыми шире обыкновенного.

— Добрый день, — сказал угрюмо Король Джемс. — Мне нужно было видеть вас. Вчера я слышал, как ковбой из Сэнди говорил, что вы из графства Джексон, Миссисипи. Мне нужно знать, правда ли это.

— Я там родился и воспитывался до двадцати одного года, — ответил старик Эллисон.

— Этот человек говорил еще, что вы как будто в родстве с Ривзами из графства Джексон. Правду он говорил?

— Каролина Ривз была моей сводной сестрой.

— Это была моя тетка, — сказал Король Джемс. — Я убежал из дому, когда мне было шестнадцать лет. Теперь потолкуем снова о некоторых вещах, про которые мы рассуждали несколько дней тому назад. Меня называют дурным человеком, и в этом люди только наполовину правы. На моем пастбище достаточно места для вашей горсточки овец и их приплода на долгое время. Тетка Каролина вырезала из сладкого теста овечек и пекла их для меня. Оставьте своих овец на месте и пользуйтесь пастбищем, сколько вам надо. Как ваши финансы?

Старик с достоинством, сдержанно, но откровенно рассказал о своих несчастьях.

— Она тайком клала лишний кусок в мою школьную корзинку, — я говорю о тетке Каролине, — сказал Король Джемс. — Я еду сегодня во Фрио-Сити и буду завтра возвращаться мимо вашего ранчо. Я возьму из банка две тысячи долларов и привезу вам, а Бродшоу я скажу, чтобы он отпускал вам в кредит все, что вам нужно. Вы, наверно, слышали дома поговорку, что Кинги и Ривзы жмутся друг к другу теснее, чем каштаны к своей оболочке. Я все еще Кинг, когда встречаюсь с Ривзом. И так ожидайте меня около заката и не беспокойтесь ни о чем. Я не удивлюсь, если сухая погода погубит молодую траву.

Старик Эллисон радостно поехал на свое ранчо. Еще раз улыбки заполнили все его морщины. Совершенно неожиданно, волшебным действием родства и того добра, которое кроется где-то во всех сердцах, с него были сняты все заботы.

Вернувшись на ранчо, он узнал, что Сэма нет дома. Его гитара висела на лосином ремне на ветви дикой вишни и стонала, когда ветерок с залива пробегал по ее одиноким струнам.

Индеец пытался объяснить.

— Сэм, он поймал коня, — говорил он, — и сказал, что поедет во Фрио-Сити. Зачем — никто не знает. Сказал, что вернется сегодня вечером. Может быть, и так. Это все!

Как только высыпали первые звезды, трубадур вернулся в свою гавань. Он отвел коня на пастбище и вошел в дом; шпоры его воинственно гремели.

Старик Эллисон сидел у кухонного очага, перед ним стояла кружка с вечерним кофе. Вид у него был довольный и радостный.

— Здорово, Сэм, — сказал он, — я страшно --">