Коллектив авторов - Сцены частной и общественной жизни животных

человеческие типажи обозначались породами животных: светский модник именовался львом, его грум (мальчик, сопровождающий хозяина верхом или на задке экипажа) – тигром, дама, увлекающаяся спортом, верховой ездой или стрельбой из пистолета, прослыла львицей, а роскошная содержанка – пантерой и проч., и проч.^[18] Эти названия не были придуманы литераторами, но литература использовала их тем более охотно, что в этот период французских литераторов охватила своего рода «типомания»^[19]: вслед за Кюрмером и его авторами все желали классифицировать род людской, разделять его на типы и эти типы описывать, а «звериные» метафоры предлагали уже готовую и популярную в светском обществе классификацию. Она была использована в книге, которая появилась в свет практически одновременно с первым выпуском «Сцен» – в ноябре 1840 года^[20], хотя и с датой 1841 на титульном листе, и носила название «Парижский зверинец: физиологическая, живописная, философическая и гротескная история всех любопытных зверей Парижа и окрестностей, писанная в продолжение трудов г-на де Бюффона». Автор у этой книги был один – Луи Юар, а иллюстраторов много, причем из числа самых знаменитых тогдашних художников: Гаварни, Домье, Монье, Гранвиль. Книга Юара начинается с утверждения: «С некоторых пор животные вошли в моду… Они заполонили не только театральную сцену, но и академический словарь и подарили свои имена самым разным классам общества […] По странной прихоти фешенебельное общество заимствовало главные понятия своего языка из словаря естественной истории, причем выбрало имена четвероногих, обитающих, как правило, в самых диких пустынях»^[21]. Однако «Парижский зверинец» – не единый текст, а сборник отдельных очерков; у него нет ни сквозного сюжета, ни единой системы иллюстрирования, и этим он кардинально отличается от той книги, которую в результате издал Этцель^[22].

Вообще животные говорящие и пишущие появлялись в литературе, разумеется, и до выхода «Сцен». Тут следует упомянуть как сугубо литературных предшественников, например роман Гофмана «Житейские воззрения кота Мурра» (1819–1821; фр. пер. А. Леве-Веймара, 1832)^[23], так и газетно-журнальный контекст, также не чуждавшийся «очеловечивания» животных. Например, в апреле 1838 года в одной из газет в заметке «Ботанический сад» можно было прочесть следующее сообщение: «Ботанический сад в волнении: туда привезли газелей и страусов от Абд-эль-Кадера. Одна весьма красноречивая обезьяна обратилась к ним с приветственной речью, снискавшей одобрение попугаев»^[24].

Наконец, обильную питательную среду для веселой, «игровой» книги о животных, похожих на людей, предоставляли фразеологизмы^[25]. Они давали почву не только для игры слов и «реализации» метафор (когда, например, в разговоре о любви кошек поминаются «кошачьи нежности», а в рассказе о бракосочетании пчел – «медовый месяц»^[26]), но и для развертывания сюжета. Так, поскольку пчелиная матка по-французски именуется reine des abeilles, то есть дословно королева или царица пчел, из этого выражения вырастает описание пчелиного улья как абсолютной монархии^[27]; поскольку краткое руководство по-французски называется guide-âne, то есть дословно руководство для ослов, этим определяется выбор осла в качестве героя рассказа «Руководство для ослов, мечтающих выйти в люди»^[28]. Наконец, наличие во французском языке выражения «белый дрозд», обозначающего редкий предмет или несбыточное условие, позволило Альфреду де Мюссе представить своего героя – белого дрозда – непризнанным романтическим гением, который не находит себе подобных в окружающем мире.

Одним словом, звери просто ждали, чтобы им дали слово, предоставили трибуну; нужно было только придумать прием, «рамку». И Этцель ее придумал. Действие книги начинается и кончается в зверинце парижского Ботанического сада. В день смерти Лафонтена, ночью, благодаря ловкому Павиану, овладевшему слесарным мастерством, все звери вышли из клеток и вольеров, собрались на свою звериную Генеральную ассамблею и стали обсуждать способы освободиться от ига человека. Способов таких они не изобрели, но решили по крайней мере рассказать людям правду о себе и своих достоинствах, а для этого написать – каждый от первого лица, «во избежание лжи и клевет» – свою историю. Эти истории они вознамерились поместить --">