Адольфо Биой Касарес - Дело жизни

заделаться недоставало.

Я никаким слухам не верю, поэтому тотчас позвонил Эспарренам. Подошел Кривоногий. Я сказал полувопросительно:

– Говорят, сегодня ночью Эллер ходил на сборище спиритов.

– Да, – позевывая подтвердил Кривоногий. – Теперь ему только масоном заделаться недоставало.

Показания совпали! Я едва пришел в себя. Я знал, что это за сборища, потому что несколько лет назад вместе с Эллером был на одном, в Центре Спиритизма в Бельграно. Незабываемое зрелище: пузатенький столик красного дерева спускался по лестнице шаг за шагом. А получив подтверждение квалифицированных людей – мы там были с главой Совета Попечителей больницы Роусона⁷ и с представителем партии «Народное Здоровье», – что столик спустился совершенно самостоятельно, я воистину растерялся. Потрясение вылилось у меня в длительный кризис, пошатнувший мое душевное равновесие. Как можно принимать всерьез всю эту нашу суету, споры, амбиции, если есть другая жизнь, если мы можем общаться с духами? Альберди и Эллер, как сейчас помню, утешали меня тем, что именно вера в ту, другую жизнь и делает наши чувства глубокими, оправдывает все наши желания. Одному из них я на это отвечал, что он не видел шагающего столика, другому – что он плохо разглядел столик и доводы его неубедительны.

Я снова позвонил Эспарренам и попал на Длинного:

– Я слышал, Эллер ходил на сборище спиритов. Что до меня, я мог бы снова отправиться на такое сборище, лишь совершенно отчаявшись, и потому я спрашиваю сам себя, не пребывает ли в отчаянии Эллер; в общем, я собираюсь немедленно сделать то, о чем ты просил меня вчера вечером.

Было сияющее сентябрьское утро. Эллер, когда я зашел к ним домой, как раз куда-то отлучился. Милена приняла меня в прохладной полутемной гостиной. Комната – а она сыграет важную роль в нашей истории – в голубых тонах. На полу – голубой ковер с желтыми цветами, на стенах – голубые обои с желтыми розетками и цветками клевера, расположенными вертикальными рядами. На камине – огромный бюст Галля⁸, того, что придумал всю эту френологию; бюст – из терракоты, напротив бюста – большое зеркало, висящее так, что можно было видеть: он полый; вдоль той же стены, справа, – книжный шкаф со стеклянными дверцами, укрепленными сеткой из позолоченной бронзы; слева – картина, на которой изображен ныряльщик, достающий со дна моря, среди скал, золотой кубок. И конечно, полно стульев, столиков, кресел. С потолка свисает люстра позолоченного дерева, а на круглом столике – лампа с голубым шелковым абажуром, расшитым бисером. Помню и скульптуры: Меркурий в человеческий рост или чуть меньше, Сан-Мартин – как тот, что на площади, только маленький; и картины: Джулия Гонзага⁹, краса Италии, верхом на лошади скачущая по горам со своими наперсницами, полунагая; три наклонных башни, одна из которых, кажется, Пизанская; весталка в пещере при свете свечи и так далее. То, что в этой комнате, загроможденной мебелью, я выбрал себе низенький и шаткий стул, было не злополучной случайностью, но поступком весьма символичным, указывающим на характер моих отношений с Миленой. Она, совершенно спокойная, рассеянно поигрывала терракотовой статуэткой, которую взяла со стола; я не знал, куда девать руки. Наконец я произнес:

– Боюсь показаться дерзким, точнее, бестактным, но я хотел бы сказать кое-что… ну, в общем…

(Теперь, думая обо всем этом, я прихожу к выводу, что Милена меня попросту и знать не знала. Когда я рядом с ней, я даже думать не могу ясно, не то что говорить, – я скован. О, если бы я мог крикнуть ей: «Внутри меня – совсем другой человек, и вовсе не глупый!» Но, наверное, мне все равно не удалось бы ее убедить.)

– Говори, – подбодрила она меня.

– Ну, в общем, я думаю, не стоит жить в постоянной борьбе…

– Ты имеешь в виду нас с Эладио? С ним нельзя жить по-другому.

– У него наверняка много недостатков. У кого их нет? Но ты ведь не станешь отрицать, что ты замужем за научным светилом?

– Это-то и плохо. Женщине нужен муж, а не светило. И детям нужно не светило, а отец!

Гнев сделал ее красноречивой, и я улыбнулся, подумав вдруг, что рискую: она ведь сжимала в руке статуэтку – должно быть, чувствительно получить терракотой по лбу! Я осмотрелся. Я задумывал, выражаясь военным языком, диверсию, то есть способ отвлечь внимание противника.

– Ты права, – сказал я. – Ты, должно быть, задыхаешься в этом доме. Почему бы, например, тебе не сменить --">