Джон Эрнст Стейнбек - Квартал Тортилья-Флэт. Гроздья гнева. Жемчужина

к изображению реальной жизни своих современников. И проявляется это уже в его следующей книге, романе «Небесные пастбища», первом по-настоящему зрелом произведении молодого прозаика.

Раздумывая о причинах драматизма человеческих судеб, Джон Стейнбек нередко видел их в игре таинственных темных сил, в роковой предопределенности, распространяющей свою власть на все живое. Влияние этих представлений сказалось и на замысле «Небесных пастбищ», и на композиции произведения. В каждой из десяти историй, складывающихся в цельное повествование, рассказывалось о какой-либо катастрофе, неизменно наступавшей в жизни людей вследствие вмешательства в их судьбу злого начала, невольным носителем которого выступает центральный персонаж книги, калифорнийский фермер Берт Мунро. Помимо своей воли Берт и его семья становятся тем орудием рока, что кладет конец безмятежности существования чудаковатого отшельника Джулиуса Малтби и его сына Робби, разрушает хрупкие мечты о счастье учительницы Молли Морган, приводит к трагической гибели маленькую Хильду ван Девентер и индейца Туларесито.

Схематизм и наивность подобного подхода к изображению сложности человеческих характеров очевидны, однако в процессе работы над книгой реализм Стейнбека-художника одерживает безоговорочную победу над отвлеченными мотивами фатализма и мистики. В одной из заключительных глав повествования — новелле об упадке рода Джона Уайтсайда, самого уважаемого из фермеров долины, писатель приходит к подлинной разгадке трагических событий, обрушивающихся на обитателей «райских полей». Дело не в роке, воплощенном в Мэй Мунро, которая выходит замуж за младшего Уайтсайда и настаивает на ломке всего привычного жизненного уклада, а в наступлении новой эпохи корыстолюбия и прагматизма. Противоречия между отцами и детьми, между Джоном Уайтсайдом, погруженным в «Георгики» Вергилия, и его сыном Биллом, уже в юном возрасте обнаруживающим незаурядные способности будущего бизнесмена,— это противоречие между мыслителями и дельцами. И заключительная сцена пожара в усадьбе Уайтсайдов выразительно символизирует сдачу прежним поколением своих позиций, окончательное торжество в американской жизни меркантильного, антигуманного начала.

Печальная ирония и элегическая созерцательность составляют основу эмоционального фона «Небесных пастбищ», но порой Стейнбеку удается выйти за пределы этого настроения, и тогда все силы его взрослеющего таланта устремляются на прославление внутренней красоты человека, духовного величия, которое проявляется в решающую минуту в самых обыкновенных, прежде совсем незаметных людях. Традиционное для американской литературы со времен «Уайнсбурга, Огайо» Шервуда Андерсона (1919) обращение к персонажам-«гротескам» уступает тогда место одухотворенному порыву, возносящему человека над привычной средой и сулящему надежду на лучшее будущее. Так, Стейнбек показывает, какие сокровища самоотверженности и веры скрываются в душе преследуемой своим непутевым мужем, забитой Катарины Уикс, как сильна и стойка романтическая любовь Пэта Хамберта к Мэй Мунро, заглушающая в нем навязчивые воспоминания прошлого и приносящая Пэту неведомую прежде радость жизни.

В «Небесных пастбищах» впервые проявляется столь характерный для Стейнбека глубокий гуманизм, решимость при любых обстоятельствах полагаться на изначальную склонность людей к добру, верить в чистоту и благородство их устремлений. Этот современный руссоизм не лишен, разумеется, утопичности, что осознавалось и самим писателем. Не случайно свой идеал естественности и независимости поведения и убеждений он связывает в первую очередь с образом Джона Уайтсайда, печальный конец которого как бы замыкает собой идейно-художественную панораму произведения.

Общественно-историческая обусловленность трагедии личности в буржуазном мире, разумеется, еще не в полной мере осознавалась автором «Небесных пастбищ». Но тем не менее уже в этой ранней книге писатель стремился к более широким философским и социальным истолкованиям, чем это, казалось бы, позволяли ему узкие рамки рассказа о «блаженной» долине и ее немногочисленных обитателях. После псевдогероики «Золотой чаши» и метафизической проблематики романа «Неведомому богу» Стейнбек приходит здесь, в первом пока приближении, к осмыслению подлинных конфликтов современности.

Несмотря на растущее --">