Николай Александрович Лейкин - Воскресенье на даче

одни, наслаждайтесь вереницею мамокъ и нянекъ съ ребятами.

Опять пауза.

— Позови кухарку. Надо завтракъ и обѣдъ заказывать. Дѣйствительно, одно только и развлеченіе, что поѣсть хорошенько, — говоритъ Пестиковъ.

— Марѳа! Иди сюда! — кричитъ супруга.

Въ дверяхъ появляется кухарка.

— Такъ на завтракъ мы мозги и яичницу… — начинаетъ Пестиковъ. — Яичницу ты, Марѳа, сдѣлаешь намъ съ ветчиной, но не изъ цѣльныхъ яицъ, а сболтай ихъ съ молокомъ. Сболтаешь и обольешь ветчину. Да прибавь зеленцы.

— Задумали вы кушанье, которое одни вы только и будете ѣсть. Не терплю я яичницу съ молокомъ… — перебиваетъ супруга. — Яичница, такъ ужъ должна быть изъ однихъ яицъ.

— Тебѣ мозги, другъ мой, останутся. Вѣдь завтракъ — это такая вещь, что и одного блюда достаточно, если впереди хорошій сытный обѣдъ.

— А сами, небось, будете два ѣсть — и мозги, и яичницу!

— Не найду я вамъ, баринъ, здѣсь, въ Лѣсномъ, хорошей ветчины… — заявляетъ кухарка. — Здѣсь есть въ лавкѣ ветчина, но какая-то ржавая. Да и мозговъ наврядъ теперь найдешь, вѣдь ужъ поздно, десять часовъ. Что было — кухарки раньше расхватали. Мозги, почки, ножки — все это надо съ вечера въ лавкѣ заказывать.

— Вотъ это тоже прелести нашей дачной жизни! язвительно замѣчаетъ супруга. — Ветчины нѣтъ, мозги — съ вечера.

— Тогда сдѣлай яичницу безъ ветчины, не только зелени побольше, зелени…

— А что-же вмѣсто мозговъ? — спрашиваетъ кухарка. — Бифштексики не прикажете-ли?

— Ну тебя съ бифштексами!

— Рыбки не изжарить-ли тогда, окуньковъ? Рыбаки обкричались съ рыбой…

Супруга сердится.

— Ничего не надо къ завтраку! — кричитъ она. — Колбасу сухую буду ѣсть! Кофей и колбаса… Ничего не стряпай!

— Но зачѣмъ-же, душечка, такъ? Можно что-нибудь другое придумать

— Придумывайте сами, а я не хочу. Лѣнь, тоска, скука — завезли вы меня чортъ знаетъ куда на дачу.

— Но вѣдь сама-же ты…

— Довольно.

— Супруга поднимается съ мѣста и уходитъ съ балкона.

— Клавдинька! Но надо хоть обѣдъ-то заказать! — кричитъ ей вслѣдъ Пестиковъ.

— Сами заказывайте. Все это мнѣ надоѣло, скучно, — слышится отвѣтъ.

— Желаешь супъ со шпинатомъ?

Вопросъ остается безъ разрѣшенія.

II У НѢМЦЕВЪ

Лѣсной. Девятый часъ утра, а на улицѣ уже такъ и заливаются на всѣ лады разносчики, выкрикивая названія съѣстныхъ товаровъ. Вотъ въ палисадникъ дачи вышелъ съ терассы дачникъ, обрусѣвшій нѣмецъ Францъ Карловичъ Гельбке, остановился у рѣшетки и, смотря на улицу, началъ вдыхать свѣжій утренній воздухъ, широко раздувая ноздри. По улицѣ, мимо его, проѣхала телѣга и обдала его цѣлымъ столбомъ густой пыли. Гельбке прищурилъ глаза, отвернулся и сказалъ: «пфуй!» Гельбке былъ одѣтъ по утреннему: въ шитыхъ гарусомъ туфляхъ — подарокъ жены ко дню рожденія, въ старую коломянковую парочку и былъ безъ шляпы. Утренній вѣтерокъ свободно гулялъ по его коротенькимъ бѣлокурымъ, какъ-бы изъ пакли, волосикамъ и по такимъ-же бакенбардикамъ на красноватомъ угреватомъ лицѣ. Отчихавшись отъ пыли, Гельбке подошелъ къ тощей клумбѣ, сорвалъ нѣсколько цвѣточковъ и, сдѣлавъ изъ нихъ букетикъ, отправился въ дачу, гдѣ, войдя въ спальню, съ сладенькой улыбкой остановился передъ постелью жены и тихо произнесъ:

— Du schlaefst, Amalia?

— Нѣтъ, я не спитъ… — отвѣчала по-русски тощая нѣмка, раскинувшаяся на кровати, и открыла глаза.

— Da hast du! — проговорилъ Гельбке и кинулъ на грудь женѣ букетикъ.

— Францъ!

— Амалія!

Супруга раскрыла объятія, и Гельбке, стоя около кровати, погрузился въ нихъ.

— Und du… Du amüsirst dich schon? — спросила она.

— О, ja. Schon seit lange. Bei uns im Garten ist so gemüthlich.

— Хорошій у насъ садъ, Францъ.

— Natürlich.

— Хорошая дача.

— О, ja.

Спасибо тебѣ, Францъ, что ты мнѣ нанялъ такой дача, — проговорила по-русски супруга и спросила: — Heute haben wir Sontag? Сегодня воскресенье?

— О, ja. Вставай… Сегодня мы будемъ цѣлый день гулять и веселиться. Я придумалъ много, много удовольствій.

— Danke, danke dir… — закивала головой супруга, поднялась на постели и начала надѣвать чулки.

Гельбке снова вышелъ въ палисадничекъ, съ гордостью посматривая на пятокъ тощихъ деревьевъ, на кустъ сирени и на единственную клумбу посреди ихъ. Клумба была убрана скорлупками изъ подъ устрицъ, стеклянными разноцвѣтными шариками съ рождественской елки. Эта была работа рукъ его супруги, Амаліи Богдановны.

— Раки! Живы крупны раки! — --">