Вячеслав Викторович Сукачев - Повесть о любви

Я подходил к нашему недостроенному общежитию, еще ни о чем не подозревая, сонный и злой на весь мир за то, что надо так рано подниматься и идти по раскисшей дороге в тяжелых сапогах, а потом долго и нудно приколачивать сухую штукатурку к потолку. Вокруг общежития было необычайно многолюдно, но я не обратил на это внимания и пошел прямо в ту комнату, где мы работали с Мишей накануне.

— Привет, — говорит мне Миша и улыбается, — новоселов видел?

— Каких?

— А вот, — он кивает на чемоданы, стоящие посреди комнаты.

— Что, приехали? — удивился я.

— Ну да. Давай по-быстрому дошьем потолок и отсюда. Пусть вселяются.

Я выглянул в окно. И в это самое время высокая красивая девушка, с волосами, распущенными по спине, удивленно крикнула ярко накрашенной женщине:

— Анья, вода такой… шалтос.

Анна засмеялась и что-то ответила на непонятном мне языке. В одну секунду, в одно неуловимое мгновение со мною что-то случилось. Мне вдруг стало горько и больно при виде этой девушки. Какой-то холодок образовался у меня в груди, покатился вниз, к ногам, и я зажмурился. Что со мною случилось и как это вообще могло случиться за одно мгновение — я не знаю. Но я уже был самым несчастным человеком на земле. Я уже думал о том, что эта девушка никогда не обратится ко мне, не улыбнется и не скажет что-нибудь своим удивленным и странным голосом.

А она между тем умывалась снеговою водой, испуганно и быстро черпая ее узкими ладонями. И все в ней было прекрасно: лицо, волосы, стройная фигура и даже короткое пальто в крупную клетку и тоненький зеленый шарфик.

Я с грустью отошел от окна, и каким бледным и серым показалось мне все вокруг. А Мишка, этот упрямый и веселый хохол, мог спокойно колотить в эту минуту гвозди. Я был оскорблен.

— Кого ты там увидел? — спросил Мишка, заметив, очевидно, мое состояние.

Я смутился и, схватив ножовку, принялся торопливо пилить кусок сухой штукатурки, не зная зачем и для чего.

— О, Лина, а у нас строят, — услышал я голос и оглянулся. Девушка стояла на пороге и удивленно смотрела на нас. Я тут же отвернулся, потому что она мне показалась существом необыкновенным, совершенно из другого мира, куда мне доступа нет и никогда не будет. И я с яростью принялся пилить дальше, уже смирившись с тем, что, как говаривали у нас в деревне, хорош квас, да не про нас. Лист штукатурки прыгал, ножовку заедало, и разрез получался кривым, бестолковым. И Мишка, стоя на козлах и глядя на мою работу, самым будничным голосом сказал:

— Лина, помоги ему, а то он руку себе оттяпает. — Я похолодел. Мне показалось, что сейчас начнется буря, случится что-то такое ужасное, чего я даже толком представить не мог. Но вместо этого девушка радостно и доверчиво сказала: «Пожалуйста», — и ее маленькая узкая рука осторожно коснулась листа штукатурки. Не знаю, не слишком ли я теперь сентиментален, но тогда мне показалось, что она коснулась меня. Проклиная Мишку, я кое-как допилил штукатурку и выскочил из комнаты.

А через час их увезли. Я не знал куда и зачем, я только видел, как они, человек сорок, садились в крытые грузовики вместе с чемоданами и чему-то весело смеялись, о чем-то беспечно говорили на непонятном языке. Из окна украдкой я наблюдал, как подхватили Лину несколько рук, и она моментально оказалась в кузове и скрылась от меня. Тогда я думал, что навсегда.

— Куда их? — стараясь быть равнодушным, спросил я Мишку.

— Не знаю. Наверное, в Беловку.

— А почему здесь не оставили?

— Так общежитие не готово. Они тут в первую ночь померзнут и смотаются назад, в свою Литву.

Литва, Литва. Я ничего не знал об этой стране. Я, кажется, впервые услышал о ней. Но вдруг какой чудесной и заманчивой показалась мне она. И я уже думал, что там живут исключительно красивые и странные люди, такие же, как девушка с распущенными волосами.

3

Через день была среда. В пять часов я вернулся с работы и, скинув сапоги, развалился в кухне на железной кроватке, служившей у нас вместо дивана. Странная скука и равнодушие овладели мной с той самой минуты, как Лина исчезла в кузове грузовика. Все мне вдруг показалось постылым и ненужным в моей жизни.

— Вон Петька уже к тебе бежит, — сказала бабушка, не одобрявшая нашей дружбы. Петька был старше меня на пять лет, и я по сей день не могу понять, почему он дружил именно со мной, всюду таскал за собой и при нужде стойко защищал от всевозможных неприятностей. Что касалось --">