Фрэнсис Скотт Фицджеральд - Больше чем просто дом (сборник)

Олив, крошка, она образумилась. В глубине души она всегда была хорошей, и я это знал. У хороших все складывается — порода есть порода, ты согласна? Я уж стал было думать, что мы с Господом Богом слишком много ей дали, что она так и не уймется, но теперь она спустилась на землю, как того требует… — он подбирал метафору, но безуспешно, — порода, и вскоре убедится, что здесь не так уж плохо. — Он подошел ближе. — Да ты плакала, малышка Олив.

— Чуть-чуть.

— Ну ничего, — великодушно изрек он. — Я бы и сам прослезился, не будь я так счастлив.

Позднее, когда она вместе с двумя другими подружками невесты ехала в церковь, рокот автомобиля словно задавал торжественный ритм грандиозной свадьбы. У входа в церковь этот ритм подхватили регистры органа, а виолончели с басовыми виолами танцевального оркестра уже готовились сохранить сей трепет, чтобы он под конец растворился в урчании другого автомобиля, нанятого для отъезда новобрачных.

Церковь была окружена плотной толпой, распространявшей на десять футов вокруг себя сплошную волну духов и едва уловимой человеческой свежести, а также текстильный запах нарядов — неношеных, с иголочки. За скоплением шляпок было видно, что в первых рядах, по обе стороны от прохода, сидят родные жениха и невесты. Блэров — их фамильное сходство скреплялось выражением некоторого высокомерия, свойственного как кровным Блэрам, так породнившимся с ними, — представляли оба Гардинера Блэра, старший и младший, с супругами; леди Мэри Боуз-Говард, урожденная Блэр; миссис Поттер-Блэр; госпожа княгиня Потовски-Парр-Блэр, урожденная Инчбит; мисс Глория Блэр, юный Гардинер Блэр III, а также родственные ветви, богатые и бедные: Смайзы, Биклы, Диффендорферы и Хэмны. Сидевшие через проход от них Каслтоны являли собой менее внушительное зрелище: мистер Гарольд Каслтон, мистер Теодор Каслтон с супругой и детьми, Гарольд Каслтон-младший, а также прибывшие из Гаррисберга мистер Карл Мэрси и две престарелые тетушки по фамилии О’Киф, жавшиеся в уголке. К своему немалому изумлению, тетушки с утра пораньше были усажены в лимузин и отправлены к модному кутюрье, который одел их с головы до ног.

В ризнице, где к приезду Эмили торопливо подкрашивались губы и закреплялись булавки, пташками трепетали гостьи невесты в больших шляпах с мягкими полями. Девушки эти знаменовали собой разные этапы жизни Эмили: одна была ее одноклассницей в Брайарли, другая вместе с Эмили начала выезжать в свет (и — последняя из той компании — еще не вышла замуж), третья путешествовала с ней по Европе, а у четвертой она гостила в Ньюпорте, где и познакомилась с Бревортом Блэром.

— Уэйкмана залучили, — определила эта девушка, стоя у дверей и прислушиваясь к звукам музыки. — Он играл на свадьбе у моей сестры, но у меня Уэйкман никогда играть не будет.

— Отчего же?

— Да он без конца бренчит одну и ту же вещь: «На рассвете».^[5] Вот и сейчас уже в который раз ее завел.

В этот миг распахнулась другая дверь, и в ризницу нетерпеливо просунулась голова молодого человека.

— Ну что, почти готовы? — призвал он к ответу ближайшую из девушек. — У Бреворта уже начинается тихое помешательство. Стоит и воротнички комкает, один за другим…

— Успокойся, — ответила ему юная леди. — Невеста всегда на пару минут опаздывает.

— На пару минут! — возмутился молодой человек. — Ничего себе «на пару минут». Публика уже ерзает и шуршит, как в цирке, а органист полчаса наяривает одну и ту же мелодию. Сейчас скажу ему — пусть для разнообразия джаз сыграет, что ли.

— А который час? — забеспокоилась Олив.

— Без четверти пять… нет, без десяти.

— Возможно, на дорогах пробки. — Олив умолкла, потому что по ризнице проталкивался к телефону мистер Гарольд Каслтон, за которым поспешал обеспокоенный викарий.

И тут по церкви потек вспять удивительный людской ручеек — сначала по одному человеку, потом по двое, и вскоре в ризнице уже стало тесно от родни и общей сумятицы.

— В чем же дело?

— Что стряслось?

Сам не свой, с докладом прибыл шофер. Гарольд Каслтон чертыхнулся, вспыхнул и начал грубо пробиваться к выходу. Кто-то попросил освободить ризницу, а потом, будто в противовес ручейку, по церкви от выхода к алтарю потек гул голосов, нарастая, делаясь все громче и взволнованней, поднимая людей с мест и переходя в приглушенный рев. От алтаря донеслось объявление насчет отмены венчания, но его, --">