Август Мейхью - Блумсберийская красавица

поджаренные гренки всегда были готовы къ его услугамъ. Однако, сколько я знаю, здоровье его отъ этого ни мало не страдало. Я видалъ, правда, какъ онъ отпускаетъ поясъ послѣ обѣда, но онъ дѣлалъ это не потому, что его схватывали судороги, а потому, что поясъ становился немножко уже и нѣсколько тѣснилъ его.

Едва мнѣ минуло шестнадцать лѣтъ, я былъ отправленъ на всѣ четыре стороны искать счастія, какъ лошадь, которую тотчасъ осѣдлываютъ, какъ только она въ состояніи сдержать сѣдло. Меня всунули въ вагонъ втораго класса, вмѣстѣ съ двумя парами платья и полудюжиною рубашекъ, и благословили на битву съ жизнью, предоставивъ мнѣ стать на свои ноги, если смогу, или повалиться, если оплошаю. Находя, что у меня пріятная, располагающая наружность, рѣшили на этомъ основаніи сдѣлать изъ меня доктора. Я началъ свою докторскую карьеру тѣмъ, что покралъ всѣ лепешки отъ кашлю изъ даровой аптеки; мнѣ въ особенности пришлись по вкусу, помню, ромовыя, душистыя карамельки.

Я уже предавался болѣе серьезнымъ наукамъ — ходилъ по больницамъ и обкуривалъ новыя трубки, изучалъ анатомію и совершенствовался по части питья пунша — когда мой старый товарищъ, Адольфусъ Икль, прибылъ въ Лондонъ. Оба его родители умерли, завѣщавъ все дорогому дѣтищу, и обѣщавъ не упускать его изъ виду, и покровительствовать ему, и беречь его съ того свѣта.

Несмотря на это, онъ впалъ въ совершеннѣйшее уныніе и отчаяніе. Мать умерла въ его объятіяхъ. Онъ, плача, говорилъ мнѣ, что чувствуетъ ея послѣднее дыханіе на своей щекѣ, и даже показалъ мнѣ мѣстечко, гдѣ именно. Никогда, кажется, не бывало такого согласнаго, другъ друга любящаго семейства, и, проведя шесть лѣтъ въ Лондонѣ, я съ отраднымъ изумленіемъ замѣчалъ подобную нѣжность и мягкость чувствъ.

Такимъ образомъ, Адольфусъ Икль, богатый нѣжными чувствами и звонкою монетой, былъ живутъ въ водоворотъ житейскій. Добродѣтельный молодой человѣкъ, однако, не устоялъ на ногахъ. Я, со всѣми своими испытаніями и непріятностями по части медицины и хирургіи, я, который никогда не имѣлъ пенни до тѣхъ поръ, пока случайно не поднялъ одного на Оксфордской улицѣ — я въ концѣ-концовъ гораздо успѣшнѣе и лучше справился съ своими дѣлами. Я могу теперь звонить въ свой собственный колокольчикъ такъ громко, какъ мнѣ угодно, могу давать щелчки и толчки своему разсыльному мальчику, когда нахожусь въ дурномъ расположеніи духа, или куражиться надъ кухаркой, заставляя ее по нѣскольку разъ въ день отчищать мѣдную дощечку на двери — мѣдную дощечку, на которой вырѣзано изящнѣйшимъ образомъ: «Джонъ Тоддъ, лекарь. Прививанье оспы бесплатно».

Но теперь не время распространяться о настоящемъ благополучіи, а надо возвратиться къ эпохѣ голода, холода и всякихъ бѣдствій, къ той эпохѣ, когда Адольфусъ впервые прибылъ въ Лондонъ.

Мнѣ стоило несказанныхъ трудовъ и изворотливости пропитаться, прикрыть кое-какъ грѣшное тѣло и заплатить за квартиру. Въ тѣ дни я полагалъ, что невозможно бить несчастнымъ, имѣя пятьдесятъ фунтовъ въ недѣлю. Въ моихъ глазахъ, Адольфусъ былъ счастливѣйшимъ изъ смертныхъ. Онъ жилъ въ изобиліи и роскоши, — я былъ по уши въ долгу, и моя хозяйка вѣчно слѣдила, не несу ли я, выходя изъ дому, узелка; она даже бѣжала за мной въ догонку, если ей представлялось, что карманы у меня подозрительно оттопыривались.

Иногда зависть къ Долли доходила у меня чутъ не до ненависти; именно въ одинъ сырой день, когда подошва моего лѣваго сапога совсѣмъ отказалась служить, и я увидалъ въ его уборной, по крайней-мѣрѣ, три десятка новехонькой обуви. То же въ тотъ день, когда я два часа провелъ, замазывая чернилами побѣлѣвшіе швы сюртука, а потомъ былъ свидѣтелемъ, какъ онъ отдалъ своему лакею пару платья, которая привела бы въ восхищеніе весь Мидльсексъ и прославила бы меня на вѣки.

Всѣ за нимъ ухаживали, никому онъ не былъ долженъ, такъ что жь мудренаго, что я подъ часъ желалъ быть на мѣстѣ этого счастливца, я, къ которому ежедневно стучалась въ дверь хозяйка, настойчиво спрашивая, когда мнѣ угодно будетъ свести счеты?

Однажды я прихожу къ нему (у него были четыре великолѣпнѣйшія комнаты, а я, увы! мостился на чердакѣ!) и застаю его за завтракомъ (паштетъ изъ дичи, ветчина, яйца и у него ни капли апетита, а я ничего не ѣлъ съ утра, кромѣ мерзкаго, грошоваго кусочка колбасы!)

— Что, Долли? Еще не завтракалъ? крикнулъ я. — Я, пожалуй, сдѣлаю тебѣ компанію, прибавилъ я, направляясь къ паштету. — Былъ на танцовальномъ вечерѣ? --">