Огюст Вилье де Лиль-Адан - Рассказы из книги "Новые жестокие рассказы"

выбрала себе того, кто называется «другом сердца», то есть нечто как бы священное, стоящее превыше всяких корыстных соображений. И впрямь, когда столь многие получают вас за деньги, так сладостно бывает отдохнуть, вновь обрести себя с тем, кому отдаешься даром. Обычай этот весьма трогательный. По правде говоря, ни Жоржетта, ни Фелисьенна — в особенности Фелисьенна! — не очень-то держались за своих избранников: каждый из них был, в сущности, наполовину сводником. Однако, взвесивши все, можно признать, что оба эти юные бульварные волокиты со своей небесполезной в данном случае элегантностью как бы являли собой свидетельство привлекательной слабости и мягкости двух неразлучниц, только дополнявшее их очарование. И действительно, «друг сердца» словно бы примиряет общественное мнение со всякой женщиной свободных нравов. Слышишь, как тебе говорят: «Как, ты все еще с таким-то?» и отвечаешь: «Что поделаешь, я ведь его ЛЮБЛЮ!», и получается, что в конце концов не из дерева же ты сделана. Словом, «друг сердца» для дамы полусвета — это в моральном смысле то же, что в физическом «красивый мужчина», с которым гуляешь под руку: необходимая часть туалета.

И вот случилось однажды, что после одного из затянувшихся ужинов, частых в среде ведущих блестящую жизнь людей, Жоржетту на раннем рассвете сопровождал домой юный Ангерран де Тэтвид («друг сердца» Фелисьенпы), и из ее жилища он вышел в час, когда принято пить мадеру. Все эти обстоятельства были, естественно, в тот же вечер доведены до сведения Фелисьенпы тщанием одной из ее приятельниц.

Удар, который она от этого получила, выразился прежде всего в мгновенной потере сознания. Придя в себя, она ничего не сказала, но печаль ее была велика. Она никак не могла успокоиться. Как, единствен-

пая ее подруга, ее второе «я», сознательно отбила у нее, и кого же? Не одного из всех этих господ, а неприкосновенного!.. Оскорбление от этого неожиданного коварства казалось ей слишком абсурдным, слишком незаслуженным, слишком презренным, чтобы стоить настоящего гнева. Кроме того, она не могла объяснить себе, как Жоржетта, даже охваченная приступом истерического помрачения, могла решиться на то, чтобы погубить не только их дружбу, но и их общее сокровище освежающих душу воспоминаний, которое обе они теряли в результате уже неизбежного теперь разрыва. От всего этого Фелисьенна ощутила мучительную пустоту, в которой почти утонула даже неверность Ангеррана. Отказавшись от попыток разобраться, откуда взялась вдруг эта их любовь, она закрыла для них свою дверь безо всяких объяснений, так как не любила шума. И жизнь ее потекла по-прежнему, но без пары этих теней.

В первый раз, когда они после этого встретились в Булонском лесу, Фелисьенна проявила такую холодность… От нее повеяло Северным полюсом.

Обе они сидели одни, без сопровождающих в колясках, ехавших параллельно по аллее Акаций. Фелисьенна в упор поглядела, не здороваясь, на свою бывшую подругу, которая — странное дело! — улыбалась ей с прежним пленительным дружелюбием. Растерянная от поведения Фелисьенны, Жоржетта подняла на нее свои прекрасные прозрачно-голубые глаза с таким искренним изумлением, что Фелисьенна была просто поражена!

Но как же объясняться при посторонних людях? Пришлось сдержаться. Коляски разъехались в разные стороны. Тем и кончилось.

Приходилось им время от времени встречаться и на различных ужинах. Разумеется, в этих случаях Фелисьенна менее чем когда-либо проявляла свою враждебность. И все-таки Жоржетта, привыкшая разбираться в интонациях своей подруги, не узнавала ее в этой ледяной отчужденности: «Что с тобой такое, Фелисьенна?» — «Со мной? Ничего, я такая же, как всегда». И, подчиняясь приличиям, Жоржетта не могла настаивать, чтобы не превращать ужин в выяснение отношений. А жизнь-то летит так быстро, все кругом так беззаботно и безотчетно, так много всяких развлечений, и не случается побыть наедине, так что каждая из них больше четырех месяцев вынуждена была у себя дома, в одиночестве, со вздохами, а порой и со скупыми слезами осознавать это даже для их чувствительных сердец не совсем понятное горе от внезапного охлаждения былой дружбы, горе, в котором у них не было настоящей потребности разобраться. Да и куда бы завело их подобное объяснение?

И все-таки они объяснились! Это случилось после вечера, проведенного в цирке. Они случайно оказались одни в отдельном кабинете --">