Андрей Мартынович Упит - Романтик

скулили. — Пятьдесят рублей за нее отдал… Щенится каждый год — по три, по четыре…

Сука поднялась, прихрамывая, потащилась к своим детенышам и стала их облизывать.

— Живей… — поторапливал помещик. — Она уйдет.

Майгайс сорвал с объектива аппарата крышку и снова надел ее. Потом залез под черное покрывало будто бы для того, чтобы посмотреть, хорошо ли получится фотография. Но он знал уже: щенята все четверо видны, а у суки виден только кончик хвоста.

— Ну? — нетерпеливо спросил помещик.

— Хорошо… — словно из могилы раздалось из-под черного покрывала.

Вылезая наружу, Майгайс чуть не опрокинул аппарат. Бледный и потный, он продолжал суетиться вокруг него.

— Фи, до чего же скучный человек! — сказала барышня вполголоса, но так, что все услышали.

Зонтики скрылись за кустами…

На берегу на камне по-прежнему сидел лодочник и ел хлеб. Вдруг он увидел Майгайса. Фотограф вихрем несся вниз по пригорку, размахивая аппаратом и встряхивая его так, что внутри все стучало и звенело. Он бежал не к лодке, а прямо к реке. Лодочник посмотрел на воду, посмотрел на Майгайса, покачал головой и не спеша откусил от куска. Прищурив глаза, глянул на солнце и, видимо, решил, что теперь самое время купаться.

Но фотограф топиться еще не собирался. У самой воды он круто повернул и плюхнулся в лодку.

— Поехали! Поехали! — простонал он и сник в бессилии.

— Нда… придется ехать… — Лодочник медленно опустился на свою скамью и плюнул на ладони.

— Поезжай! — заорал вдруг Майгайс.

Глаза лодочника заблестели от неподдельного любопытства.

Майгайс уже не понимал, что делает. Он замахнулся кулаком.

— Ну, ну… — проворчал лодочник, и в глазах у него, кроме любопытства, блеснуло еще что-то. — Ну, ну…

И так всю дорогу он время от времени поглядывал на Майгайса и ворчал:

— Ну… ну…

А Лайцене все приближался. Поверх крыш и труб Майгайсу снова улыбалось длинное худое лицо Доры Гармат. От этой улыбки у фотографа появилось такое ощущение, будто ему предстояло погрузиться в мелкую, теплую воду пруда, на поверхности которого плавают скользкие зеленые водоросли, а по дну ползают, извиваются хвостатые твари…

Дома он швырнул аппарат так, что тот с грохотом повалился в угол. Он не верил, он не мог и не хотел верить, что снова ему придется жить в этой полутемной, душной комнатке, жить без своей прекрасной романтической мечты…

Он не мог жить без нее…

Выбежав на улицу, он сорвал со стены висевшую витрину с фотографиями и грохнул ее оземь так, что брызнули стекла. В комнате он разбил единственный цветочный горшок, в котором росла чахлая глоксиния. Разбил еще несколько рамок с фотографиями. Хотел было разбить и крохотное зеркальце, но, взглянув в него, увидел свое лицо и устыдился. Неподвижно просидев с полчаса, он медленно поднялся, собрал осколки стекла. Потом, вытащив кошелек, стал считать и пересчитывать деньги… Долго считал он и пересчитывал, наконец, подперев голову рукой, тяжело вздохнул: не хватало семидесяти копеек, чтобы снова кое-как склеить все, что было разбито.

Вот так и будешь жить и склеивать, склеивать и жить…

1904

Примечания

Впервые — в журнале «Ауструмс», 1904, № 1, с подзаголовком «Из рассказов «Маленькие люди» («Маленькие комедии», т. I, 1909).

1

Шпильгаген Фридрих (1829–1911) — известный немецкий писатель.

(обратно)

2

Эберс Георг (1837–1898) — немецкий ученый-египтолог, автор многих романов из истории Древнего Египта.

(обратно)

3

Они слишком любили друг друга и должны были умереть (нем.) — заключительные строки стихотворения Г. Гейне «Es war ein alter Konig» («Жил-был старый король»).

(обратно)

4

«Дюна цайтунг» («Двинская газета») — печатный орган прибалтийского дворянства, выходил в Риге на немецком языке с 1888 по 1909 год.

(обратно)

5

Спокойно (нем.).

(обратно)
--">