Уильям Уилки Коллинз - Новая Магдалина

возле стола капитана, а сама села несколько поодаль на старый сундук в углу комнаты.

— Могу я задать вам вопрос? — спросила она вдруг.

— Сто вопросов, если вы хотите! — вскричала Грэс. Она посмотрела на угасающий огонь в печи и на смутно видневшуюся фигуру своей собеседницы, сидевшей в самом темном углу комнаты.

— Эта жалкая свеча почти не светит, — сказала Грэс с тревогой. — Она не долго прогорит. Не можем ли мы сделать эту комнату повеселее? Выйдите из вашего угла. Прикажите принести дров и свечей.

Мерси осталась сидеть в своем углу и покачала головою.

— Свечи и дрова здесь редкость, — ответила она. — Мы должны иметь терпение, если и останемся в темноте. Скажите мне, — продолжала она, чуть-чуть повысив свей тихий голос, — как это вы рискнули переезжать границу во время войны?

Голос Грэс задрожал, когда она ответила на этот вопрос. Минутная оживленность обращения Грэс вдруг оставила ее.

— У меня были побудительные причины вернуться в Англию, — сказала она.

— Одна? — удивилась Мэрси. — С вами не было никого?

Голова Грэс опустилась на грудь.

— Я оставила моего единственного покровителя — моего отца на английском кладбище в Риме, — ответила она просто. — Мать моя умерла несколько лет тому назад в Канаде.

Туманная фигура сиделки вдруг переменила свое положение на сундуке. Она вздрогнула, когда последние слое а сорвались с губ мисс Розбери.

— Вы знаете Канаду? — спросила Грэс.

— Хорошо, — прозвучал короткий ответ — дан он был неохотно, как ни был короток.

— Бывали вы близ Порта-Логана?

— Я жила в нескольких милях от Порта-Логана.

— Когда?

— Некоторое время тому назад.

С этими словами Мэрси Мерик опять отодвинулась в свой угол и переменила тему разговора.

— Ваши родственники в Англии должны очень беспокоиться о вас, — сказала она.

Грэс вздохнула.

— У меня нет родственников в Англии. Вы не можете себе представить женщину более одинокую, чем я. Когда здоровье моего отца расстроилось, мы уехали из Канады по совету доктора, надеясь на благотворное влияние итальянского климата. Его смерть оставила меня не только одинокой, но и бедной.

Она замолчала и вынула кожаный бумажник из широкого серого плаща, который дала ей сиделка.

— Все мои надежды в жизни, — продолжала она, — заключаются в этом маленьком бумажнике. Это единственное сокровище удалось мне скрыть, когда отняли у меня другие вещи.

Мерси едва могла рассмотреть бумажник, когда Грэс показывала его в сгущающейся темноте комнаты.

— У вас тут деньги? — спросила она.

— Нет, только фамильные бумаги и рекомендательное письмо моего отца к одной пожилой даме в Англии — его родственнице по ее мужу, которой я никогда не видела. Дама эта согласилась принять меня компаньонкой и чтицей. Если я не вернусь в Англию вскоре, кто-нибудь другой может занять мое место.

— Разве у вас нет никаких средств на жизнь?

— Никаких. Мое воспитание было весьма поверхностное — мы вели дикую жизнь на Дальнем Западе. Я совершенно неспособна поступить в гувернантки. Я целиком завишу от этой незнакомой женщины, которая берет меня к себе из-за моего отца.

Она опять положила бумажник в карман плаща и закончила свой маленький рассказ так же чистосердечно, как начала его.

— Грустна моя история, не правда ли? — сказала она. Сиделка ответила ей внезапно полными горечи словами:

— Есть истории грустнее вашей. Есть тысячи жалких женщин, которые сочли бы за величайшее счастье поменяться местом с вами.

Грэс вздрогнула.

— Что может быть завидного в такой участи, как моя?

— Ваша незапятнанная репутация и ваши надежды прилично устроиться в уважаемом доме.

Грэс повернулась на стуле и с удивлением посмотрела в темный угол комнаты.

— Как странно вы говорите это! — воскликнула она.

Ответа не было. Туманная фигура на сундуке не шевелилась. Грэс встала с искренним сочувствием и придвинула свой стул к сиделке.

— Не было ли романа в вашей жизни? — спросила она. — Для чего вы принесли себя в жертву ужасным обязанностям, которые вы исполняете здесь? Вы чрезвычайно интересуете меня, дайте мне вашу руку.

Мерси отодвинулась назад и не пожала протянутую руку.

— Разве мы не друзья? — с удивлением спросила Грэс.

— Мы никогда не можем быть друзьями.

— Почему?

Сиделка осталась нема. Грэс вспомнила нерешительность, с --">