Владимир Никифорович Бондаренко - Лысогорье

на поляне и ест снег.

Она ела его весь день.

Будет есть и ночью — это Серый знает: жажда ее неутолима. Но тогда, в ту их первую после смерти ее встречу, он еще не знал этого и удивился: как много и долго пьет Волчица.

Так он и живет с той поры: вроде и один, а вроде и с Волчицей. Бродит по степи как привидение, а годы идут и оседают на нем жесткой матерой шерстью.

Все в умерло.

И он — и давно уже — готов умереть.

Но смерть обходит его стороной, и сердце, разогнавшись за долгую жизнь, стучит и стучит в груди.

Зима пошла на убыль.

В мир идет весна.

Она уже кричит о себе в полдень звонкой капелью.

Скоро она потревожит в жилах Серого кровь, заставит ее бежать горячее, но — зачем? Какую радость это принесет ему? Свой седой вечер Серый встречает один, совсем один. Правда, приходит иногда Волчица, но она какая-то не такая, не такая как была: ее можно видеть, но нельзя прикоснуться к ней, у нее как будто бы нет тела.

Был уже вечер. Пора было собираться на охоту, а идти не хотелось. Сегодня Серый услышал в себе прожитые годы и впервые пронзительно ощутил свою старость.

С просеки долетел скрип саней, остро и жгуче вошел в сердце, словно нежный позвал кто-то.

Серый знал: это дед Трошка возвращается из райцентра с сельповскими товарами и как обычно что-то намурлыкивает себе под нос. Если бы жива была Любава, Серый пробрался бы сейчас к дороге, и они бы с ней встретились в кустах. Он проводил бы ее до края леса и, не выходя из-за деревьев, долго бы глядел потом, как, убегая за санями, она все приостанавливается и оглядывается.

Но ее больше не было.

Идти к дороге было незачем.

И на скрип саней деда Трошки Серый не поднял даже головы.

Сани проехали и скрип прекратился. Серый вылез из-под ели, постоял немного, побрел к опушке.

У края остановился.

Старый.

Седой.

Проживший трудную, замешанную не крови жизнь, он поднял к небу голову и позвал:

— Иде-е-ем!

Он все еще скликал тех, кого водил когда-то за собой и кого уже давно не было. Обновив межевую метку, Серый понуро и обреченно поплелся в степь.

Нынешней весной Серый умер.

Когда он почувствовал, что должен умереть, то приполз в свое первое логово, где у него были когда-то дети и было счастье, приполз и положил голову на жилистый корень дуба.

У корня любила когда-то сидеть его Волчица.

Силы у Серого хватило лишь доползти до логова. По корню, на котором покоилась его голова, земля мощно подавала соки жизни могучей кроне могучего дуба, но Серый не слышал этого: он уже не дышал. В уголке его угасшего глаза стыла непролитая слеза.

И не слышал Серый, как подползла к нему его Волчица и прилегла рядом.

Прилегла тихо.

Беззвучно.

Теперь уже навсегда.

Владимир Никифорович Бондаренко

ЛЫСОГОРЬЕ

повести

Авторское издание.

Художники:

М. М. Гераськин.

А. Фезикова.

Корректор Н. Н. Торопова

Сдано в набор 17.06 — 91 г. Подписано в печать 15.06 — 92 г.

Формат 60x84 1.16 Гарнитура Л1 — 1 — 3 Русская

Печать офсетная. Усл. печ. л. 17,5

Тираж 5.000 экз. Заказ № 2450

Цена договорная

Чапаевское полиграфическое объединение, г. Чапаевск, ул. Ленина, 66

Редакция газеты «Чапаевский рабочий», г. Чапаевск, ул. Ленина, 66.

--">