Петра Хартлиб - Мы купили книжный магазин

на неполную ставку, есть время для детей и, несмотря на это, ощущение финансовой стабильности — впервые в жизни. А Оливер? Он пробился с должности продавца книг в провинции Германии до так называемого директора по маркетингу в одном из самых крупных немецких издательств. Он обожает свою работу, начальник продвигает его и оказывает всяческую поддержку, и нам совершенно не на что жаловаться. Мы и не жалуемся. Но… что, если бы мы начали какое-то общее дело? Стали бы вместе что-то создавать, вместе над чем-то работать. Решились бы на что-то?

Мы делаем расчеты, обсуждаем, говорим по телефону и каждый час меняем свое мнение. Отличная идея. Совершенно нелепая. Неосуществимая. Наше будущее. Наш крах. Как рассчитать, сколько книг нужно продать, чтобы прокормить семью из четырех человек? Кто-то рассказал мне о продавце, который работал в этом книжном магазине много лет назад. Я звоню ему, и он с трудом припоминает то время.

— Гюнтер, а какая у вас тогда была выручка?

— Боже мой, это было более двадцати пяти лет назад! Понятия не имею.

— Пожалуйста, постарайтесь вспомнить! Это важно!

— Ну, помню… что на Рождество… если мы зарабатывали больше ста тысяч шиллингов в день, то начальница угощала нас шампанским.

Уже кое-что. У нас появляется хоть какая-то цифра. Суточный оборот. Двадцать пять лет назад. В другой валюте. И на основе этого мы рассчитываем предполагаемый годовой доход. Несолидно? Вот именно.

Мне далеко не восемнадцать, давно уехала из родительского дома, живу в собственной квартире, замужем и воспитываю двоих детей. Несмотря на это, родители продолжают комментировать мою жизнь, им по-прежнему кажется, что я стою перед ними с плохой оценкой или дерзкими планами на лето. Чего и следовало ожидать: они реагируют с ужасом и недоумением.

Мой отец, бывший топ-менеджер, профи в области корпоративной реструктуризации, на скорую руку набрасывает какие-то цифры на листе бумаги за кухонным столом и решительно качает головой: «Тут ничего не выгорит! Вы сошли с ума, вы не можете пойти на такой риск, только подумайте о будущем своих детей».

С той же твердостью, с которой он несколько лет назад отговаривал меня переезжать в Гамбург ради мужчины, теперь он убеждает того самого мужчину не бросать надежную работу и не браться за такое безумие, как собственный бизнес. Во мне таилась крохотная надежда, что он даст нам немного денег, может, выделит часть будущего наследства, но это не пришло ему в голову, а времена, когда я отваживалась просить у него денег, давно прошли.

Дома в Гамбурге все это кажется нереальным. Кроме того, мы узнаём, что несколько венских книжных магазинов тоже интересуются объектом, да и здесь у нас все хорошо. Пока у нас есть вино сорта грюнер вельтлинер и хлеб для кнедлей, мы сможем пережить несколько недель в ганзейской мороси: сын спокойно продолжает взрослеть, дочь ходит в крутой детский сад, Оливер по утрам, надев костюм и галстук, отправляется делать карьеру, а я строчу одну статью за другой, время от времени беру интервью у известных авторов и учусь делать репортажи для радио. Во второй половине дня я вожу дочь на гимнастику или пью кофе в районе Шанцен. Ко всему прочему, до Северного и Балтийского морей рукой подать. Так что все не так уж плохо.

Если бы не знакомая журналистка из Вены. Вечером, вернувшись со встреч с гамбургскими коллегами, она расположилась за нашим кухонным столом. Про отпуск рассказали, фотографии посмотрели, затеей поделились. К тому времени нам уже известно, что книжный магазин проходит через процедуру банкротства, поэтому любые предложения будет принимать так называемый ликвидатор.

— Ну что, вы сделали ставку?

— Нет, не сделали.

— Почему?

— Это бессмысленно. И у нас все равно нет шансов.

— Вы словно маленькие дети в игре «Приятель, не сердись»: сначала увлечены, а под конец, если у других получается лучше, стряхиваете фигурки с игрового поля. Трусы!

Она засиживается допоздна, наши запасы австрийского вина изрядно сокращаются.

— Давай сделаем

--">