Инна Ивановна Фидянина-Зубкова - Стихи о Писателях и Творцах

уйдёт. Спрошу: «Куда?»

А он: «Строить города!»

Вот и всё. И нет его.

Взгляд плывёт уже давно.

Замечталась что-то я,

пойду строить города.

Потому что муж мой болен,

болен жаждой в города,

потому как нам на воле

не гулять уж никогда:

стройка века … целых две!

Не ходил бы ты ко мне

парень с жаждой в города,

была б я правдою больна.

Романтики, покорившие бы Атлантику

Романтики, романтики, романтики:

геологи, поэты, даже в мантиях,

романтики больших дорог,

пизанских башен, вечных снов.

Их истории, песни и сказки,

бессмысленные присказки,

как целый оживший век.

Вот человек!

Идёт по земле романтик:

девочка или мальчик.

И ему ни могут не сниться

белые, белые птицы,

белые птицы и ели,

да качели, качели, качели,

качели в прошлое и настоящее,

в будущее манящие,

даже в миры параллельные.

«Последние мы или первые?» —

думать об этом сложно,

не думать совсем невозможно.

Вот и ходит печальный романтик.

Он покорил б и Атлантику,

он бы и Землю свернул!

Да летит к вселенскому дну

наша галактика —

нет времени у романтика!

Спасите нас, нам скучно

Спасите наши души!

Нам тесно тут на суше,

нам тесно, даже скучно.

А лишних слов не нужно,

лишь бы глаза улыбались,

лишь бы губы смеялись.

Но руки брали гитару,

и все вокруг вспоминали

о том, как души тонули,

как мы их наружу тянули,

а после сидели и пели,

да спали в тёплой постели.

Ну а кому не спалось,

тому в ночи сочинялось:

то ли стихи, то ли проза.

Капала свечка воском,

а душа всё рвалась куда-то —

спасать во всем виноватых!

Анатомия тела, умиротворение

Человек,

бегущий по солнечному сплетению,

пробегая умиротворение,

зажигает нервные окончания

и нечаянно

прикасается к сердцу.

А сердце,

перекачивая ампер/герцы,

побеждает «конечность движения»:

даже в умиротворении

оно бьётся, бьётся и бьётся!

Человечек бегущий смеётся

и несётся, несётся, несётся

в твоём беспокойном теле.

Вы б его пожалели

и отдохнули —

умиротворённо уснули.

Не тут живые Гении живут

Во глубине сибирских руд

живые гении живут,

живые гении живут:

хлеб с мёдом, лёд пережуют.

Перенесут большую ложь,

перекуют земную дрожь

и боль людей,

да смерть смертей.

А городов больших огней,

так не увидев, вдаль уйдут,

в Сибирь, где их оковы ждут.

Во глубине сибирских руд

чужие гении бредут,

бредя, на бредни набредут

не тут, не тут, не тут, не тут.

Последний историк

Пока жив последний историк,

он должен меня изучить.

Пока жив последний историк,

он должен меня полюбить.

Когда он будет (не будет)

думать о жизни веков,

эти века забудет

каждый кто ныне живёт.

И с какого же света

столько пылающих слов?

Мой последний историк

этого сам не поймёт.

И сидели б мы в чатах вечно

Жили-были на свете чаты,

а в чатах сидели девчата,

девчата наши и парни —

такие гарны!

И вопросов у них было море:

— А есть мировое горе?

— И тонут ли наши подлодки?

Есть. Тонут. (Ходка за ходкой,

за вопросом идут ответы,

слова, как те же ракеты.)

И так сидели б мы вечно,

да надлом пошел человечий:

забыли как пишется слово:

— СкуЧно, скуШно?

— Читай ВесЁло! —

так и жили б мы в наших чатах.

/ Но сгинули. 2039 /

Коротко

Мои стихи — это в будущее письма;

я умру, а они полетят по миру

махая крылами большими такими.

* * *

Ты пиши, пиши писатель,

будет время — разберёмся

почему на книжной полке

столько много твоих книжек.

* * *

Один день из жизни поэта:

кресло, стол, кусок интернета.

Ведь поднимая пыль веков,

к чему сбирать пыль городов?

* * *

Белыми, ласковыми стихами

на чистых, прозрачных листах

мы о гадостях мира писали

в двух, трех, пятидесяти,

миллиардах словах!

* * *

Логика женщины-писательницы:

— Жизнь коротка,

столько планов на будущее!

Пора худеть.

* * *

Пока на земле живут такие поэты,

как я, мы не будем бояться за лето,

мы не будем бояться за зиму,

--">