Г Ф Семга - Блатные и уличные песни

она

И не слышит, как беда крадется.

Приоткрывши дверь,

Он стоял как зверь —

То нахмурится, то улыбнется.

Финский нож в руках.

Слышит он вдруг: «Ах!»

Нарушает тишину ночную.

Вся в крови она,

Бледна, как луна,

И запел он песенку такую:

«Завтра вот опять

Дадут лет двадцать пять

И увезут меня в края чужие.

Там пройдут года,

Вся молодость моя,

Но кого любил — в живых не будет».

Как-то раз в саду

Девушку одну

Завлекал он песнями и лаской

И сказал, шутя:

«Девочка моя,

Девочка с глазами дикой страсти…»

Я ВЕРНУСЬ

Ты не стой, у ворот поджидая,

Не смотри на дорогу с тоской…

Я вернусь, лишь когда подметает

Ветер листья, что дворник метлой.

И пойду по знакомой дорожке,

Где кончается старый наш сад,

И, быть может, в морозном окошке

Я увижу твой ласковый взгляд.

А, быть может, в суровую зиму

Я в окошко к тебе постучусь.

Дверь откроешь — меня не узнаешь.

Я к губам твоим нежно прильну.

Дверь откроешь — меня не узнаешь,

Я спрошу: «Как жила без меня,

Как растила любимого сына,

Как ты мужа с неволи ждала?»

А пока, а пока — до свиданья,

Расти сына, чтобы вырос большой…

Я вернусь, лишь когда подметает

Ветер листья, что дворник метлой.

ПОЛУГОЛАЯ КРАСА

А ты хохочешь, ты всё хохочешь…

Кто-то снял тебя в полный рост.

Хороводишься, с кем захочешь,

За семь тысяч отсюда верст.

А у меня (что у меня здесь?) —

снег да вьюга,

И мороз берет в тиски,

Но мне жарче, чем тебе на юге,

От ревности и от тоски.

Весь простуженный, обмороженный

Я сквозь ватник пронесу

Тело нежное, фото южное,

Полуголую твою красу.

А ты хохочешь, ты все хохочешь…

Кто-то снял тебя в полный рост.

Хорохоришься, с кем захочешь,

За семь тысяч отсюда верст.

КАТОРЖАНЕ

День и ночь над тайгою завывают метели.

Дикий Север суров, безнадежен и лют.

По глубоким снегам конвоиры в шинелях

В неизвестно куда заключенных ведут.

Красноярское небо над голодным этапом…

Молодым арестантам ветры песни поют.

Их ласкают бураны, утешают приклады,

А в далеком пути пить воды не дают.

«Ненаглядная мама, что за дяди в бушлатах

В оцепленье штыков всё идут и идут?»

«Это — дети России, это — в прошлом солдаты,

Защищали детей и седых стариков.

Это — дети России, это — в прошлом солдаты,

Что геройски разбили под Сталинградом врага».

По щекам каторжаней слезы катятся градом,

А в далеком пути пить воды не дают.

«Ненаглядная мама, что за дяди в бушлатах.

По угрюмым дорогам всё идут и идут?»

«Это — дети России, это — в прошлом солдаты,

Что геройски разбили у рейхстага врага».

К ГОЛУБОГЛАЗОЙ

Я пишу тебе, голубоглазая,

Может быть, последнее письмо.

Никому о нем ты не рассказывай —

Для тебя написано оно.

Суд идет, и наш процесс кончается,

И судья выносит приговор,

Но чему-то глупо улыбается

Старый ярославский прокурор.

И защита тоже улыбается,

Даже улыбается конвой.

Слышу: приговор наш отменяется,

Заменяют мне расстрел тюрьмой.

Слышу я, что ты, голубоглазая,

С фраерами начала гулять,

Слышу я, что ты, голубоглазая,

Рестораны стала посещать.

Так гуляй, гуляй, моя хорошая!

Отсижу я свой недолгий срок.

Пой, гитара, пой, подруга верная,

Мне не нужно больше ничего.

ПРОЩАЙ И ПОЗАБУДЬ

Прощай, Валёночек, мой маленький кутеночек!

Прощай, Валеночек, быть может, навсегда!

Я сел в кичман, а сам не знаю я — надолго ли…

Прощай, Валеночек, и позабудь меня!

Ты будь по-прежнему веселая, счастливая,

Из головы ты, детка, выкинь образ мой.

Найди по нраву себе мальчика хорошего

И полюби его всем --">