Николай Васильевич Гоголь - Стихотворения

СТИХОТВОРЕНИЯ I и II. Оба отрывка сообщены П. В. Анненковым в его статье «Воспоминания о Гоголе. Рим, летом 1841 года» в «Библиотеке для чтения», 1857, № 2, Отд. «Науки», стр. 136. По рассказу Анненкова, они относятся к началу 1836 г. — ко времени до отъезда Гоголя за границу. О происхождении их Анненков пишет: «…особенно любил Гоголь составлять куплеты и песни на общих знакомых. С помощью Н. Я. Прокоповича и А. С. Данилевского, товарища Гоголя по лицею, человека веселых нравов, некоторые из них выходили карикатурно метки и уморительны. Много тогда было сочинено подобных песен. Помню, что несколько вечеров Гоголь беспрестанно тянул (мотивы для куплетов выбирались из новейших опер — из Фенеллы, Роберта, Цампы) кантату, созданную для прославления будущего предполагаемого его путешествия в Крым, где находился стих:

И с Матреной наш Яким

Потянулся прямо в Крым.

В памяти у меня остается также довольно нелепый куплет, долженствовавший увековечить подвиги молодых учителей из его знакомых, отправлявшихся каждый день на свои лекции на Васильевский остров. Куплет, кажется, принадлежал Гоголю безраздельно:

Все бобрами завелись…» (и т. д.).

Упоминаемые в первом отрывке Яким и его жена Матрена Нимченко — слуги Гоголя; «молодые учителя», которых имел в виду Гоголь, во втором отрывке — Н. Я. и В. Я. Прокоповичи. Фаге — петербургский парикмахер.

III. Да здравствует нежинская бурса! Стихи сочинены совместно Гоголем и его лицейским товарищем А. С. Данилевским в Париже и включены последним в его письмо к Н. Я. Прокоповичу и И. Г. Пащенко в Петербург от 5 декабря 1836 г. Подлинник письма Данилевского, по которому печатаются стихи, находится в ПБЛ (альбом Гербеля, стр. 437). Впервые стихи были напечатаны Н. В. Гербелем в его статье: «Н. Я. Прокопович и отношение его к Н. В. Гоголю» («Современник», 1858, т. LXVII, № 2, стр. 279). О происхождении стихов Данилевский пишет в том же письме: «Вчера едва мы, я и Гоголь, сели за чайный столик, как явился наш portier (человек весьма интересный, отставной воин и карлист) и положил письмо на стол с надписью на мое имя. Окончив чай и закурив сигару, я расположился в креслах, Гоголь стал позади меня; распечатав письмо, я вытащил во-первых твои (Н. Я. Прокоповича. — Ред.) каракули, а потом листок с красивым почерком Ивана Григорьевича (Пащенко. — Ред.). Да, мой милый Николай, ты нехотя, предаваясь воспоминаниям, написал нечто вроде элегии, глубокой траурной элегии в прозе, нечто имеющее для меня образ осеннего листа, из которого, будь я поэт, выкроил бы двадцать элегий по форме; ты, Иван Григорьевич, написал не элегию — скорее что-то вроде куплетов, по крайней мере письмо твое навело нас на куплеты еще весьма неоконченные, плохие покамест, но обещающие впереди много. Вот их начало: (следуют стихи. — Ред.). Может быть, продолжали бы куплеты еще и далее, но сегодня приехал Симановский (товарищ Гоголя и Данилевского по лицею. — Ред.), и вдохновение, как робкая птица, улетело».

Севрюгин, Федор Емельянович — преподаватель музыки, пения и танцев в Нежине; Билевич, Михаил Васильевич — профессор политических наук, возглавлявший реакционную часть профессуры; здравица в его честь провозглашена иронически; Урсо, Осип Демьянович — учитель фехтования. В дальнейшем тексте стихотворения имеются в виду следующие лица: «В Стамбул» уехал К. М. Базили, «водами лечились» Гоголь и Данилевский, «женились» и «дремали в покое» С. Г. и Л. Г. Милорадовичи, «учители в корпусе» были Н. Я. и В. Я. Прокоповичи, «в юстиции» служил И. Г. Пащенко, офицерами — Н. Ф. Романович и Ф. К. Бороздин, «артистами» были А. Н. Мокрицкий и А. И. Горонович, поэтами — Н. В. Кукольник и В. И. Любич-Романович.

Примечания

1

На этот раз Иван Григорьевич (Пащенко) никак не ложился под стих. (Примечание А. С. Данилевского.)

(обратно)
--">