Евгений Александрович Евтушенко - Со мною вот что происходит… (сборник стихотворений)

важно?

Девчата смотрят — улыбнусь

им

бегло.

Стою — и все-таки иду

под плеск

вальса.

С тобой иду! И каждый вальс

твой,

Белла!

С тобой я мало танцевал,

и лишь

выпив,

и получалось-то у нас —

так

слабо.

Но лишь тебя на этот вальс

я

выбрал.

Как горько танцевать с тобой!

Как

сладко!

Курилы за бортом плывут…

В их складках

снег

вечный.

А там, в Москве, — зеленый парк,

пруд,

лодка.

С тобой катается мой друг,

друг

верный.

Он грустно и красиво врет,

врет

ловко.

Он заикается умело.

Он

молит.

Он так богато врет тебе

и так

бедно!

И ты не знаешь, что вдали,

там,

в море,

с тобой танцую я сейчас

вальс,

Белла.

1957

Последняя попытка

Маше,

подарившей мне с тех пор,

как было написано это стихотворение,

двух сыновей: Митю и Женю

Последняя попытка стать счастливым,

припав ко всем изгибам, всем извивам

лепечущей дрожащей белизны

и к ягодам с дурманом бузины.

Последняя попытка стать счастливым,

как будто призрак мой перед обрывом

и хочет прыгнуть ото всех обид

туда, где я давным-давно разбит.

Там на мои поломанные кости

присела, отдыхая, стрекоза,

и муравьи спокойно ходят в гости

в мои пустые бывшие глаза.

Я стал душой. Я выскользнул из тела,

я выбрался из крошева костей,

но в призраках мне быть осточертело,

и снова тянет в столько пропастей.

Влюбленный призрак пострашнее трупа,

а ты не испугалась, поняла,

и мы, как в пропасть, прыгнули друг в друга,

но, распростерши белые крыла,

нас пропасть на тумане подняла.

И мы лежим с тобой не на постели,

а на тумане, нас держащем еле.

Я — призрак. Я уже не разобьюсь.

Но ты — живая. За тебя боюсь.

Вновь кружит ворон с траурным отливом

и ждет свежинки — как на поле битв.

Последняя попытка стать счастливым,

последняя попытка полюбить.

1986, Петрозаводск

Допотопный человек

Человек седой, но шумный,

очень добрый, но неумный,

очень умный, молодой,

с громогласными речами,

с черносливными очами

и библейской бородой.

Раскулачивал в тридцатых,

выгребая ржи остаток

по сараям, по дворам.

Был отчаянно советский,

изучал язык немецкий

и кричал: «Но пасаран!»

И остался он вчерашним,

на этапах и в шарашке,

МОПРа бывшего полпред,

и судьбы своей несчастность

воспринять хотел как частность

исторических побед.

Он постукивает палкой,

снова занят перепалкой.

Распесочить невтерпеж

и догматика, и сноба.

Боже мой — он верит снова,

а во что — не разберешь.

Ребе и полуребенок,

бузотер, политработник,

меценат, но без гроша.

И не то чтоб золотая,

но такая заводная,

золотистая душа.

Гениален, без сомнений,

он, хотя совсем не гений,

но для стольких поколений

он — урок наверняка,

весел, как апаш в Париже,

грустен, как скрипач на крыше,

где с ним рядом — облака.

Он остался чистым-чистым

интернационалистом

и пугает чем-то всех

тенью мопровской загробной

неудобный, бесподобный

допотопный человек.

1968

Каинова печать

Памяти Р. Кеннеди

Брели паломники сирые

в Мекку

по серой Сирии.

Скрюченно и поломанно

передвигались паломники,

от наваждений

и хаоса —

каяться,

каяться,

каяться.

А я стоял на вершине

грешником

нераскаянным,

где некогда —

не ворошите! —

Авель убит был Каином.

И — самое чрезвычайное

из всех сообщений кровавых,

слышалось изначальное:

«Каин,

где брат твой, Авель?»

Но вдруг —

голоса фарисейские,

--">