Валерий Горелов - Колкая малина. Книга четвёртая

Забудьте всё плохое и оставьте благодушие,

Вы ощутите много радостей земных,

Это очень важно — уметь забыть ненужное.

Заточение

Если удача не пришла,

За ней надо идти самому;

А если закусила удила,

То не прячься в нейтральном углу.

На сцене в кабаре играет джаз,

А окольцованную птицу в клетку посадили.

Ей не хватает восхищённых глаз

Под замком в двухкомнатной квартире.

Птица увядает, как ландыш на жаре,

И затухает, как Венера на рассвете;

Так и роза замерзает в декабре,

И улыбка в недописанном портрете.

За окном играют полонез,

Попался в мухоловку мотылёк,

И уже не бьёт волна о волнорез,

Слишком тускло тлеет фитилёк.

Тот, кто целовался один раз,

Немного знает про любовь,

А кто не видел жизни напоказ,

Тот не знает, как густеет кровь.

Повидавшая в жизни слепая старуха

К ней постучится в окно

И тайно нашепчет на ухо,

Что не там свобода, где платят хорошо.

И вдруг

Земля никогда не сгорает дотла,

Она где надо подсластит, но тут же и подсолит.

Ей не сдвинуться с орбиты и не сойти с ума,

Она все смертные грехи за нас замолит.

А мы её за это яростно терзаем,

Дразня при этом матерью своей.

Чем до сих пор живём, не понимаем,

Но страшимся быть хоть чуточку добрей.

Мы в неё за вечные щедроты

От рождения, как табун зверей,

Зарываем все болезни, срам и нечистоты,

В помойку превращая свою же колыбель.

Человек не стал царём природы,

А сделал из себя царька зверей:

Издревле и до сих пор рождаются уроды

И выясняют, кто кого сильней.

И ВДРУГ на кораблях затихли дизеля,

И уснули на бетоне самолёты,

В небе и на море тишина,

Китам — глубины, а орлам — высоты.

Пилы в тайге перестали визжать,

И забурлили ручейки в своих протоках,

Люди отказались природу покорять,

Услышав, наконец, своих пророков.

Кайф

Отправьте меня в Каппадокию

Полетать на воздушном ша́ре:

Хочу победить свою фобию

Прогулкой в высотном кошмаре.

И чтобы там, за облаками,

Меня туман ознобил,

И чтобы, как фанерка, гнулся под ногами

В корзине жиденький настил.

И выли тонкие верёвки,

Как сильно перетянутые струны,

И чтобы там без всякой подстраховки,

А лишь в надежде на милость фортуны.

Ни рук, ни ног, верблюжья спина,

Уши посиневшие и сопли на щеках —

Это фирменная местная игра,

Главный кайф которой — первобытный страх.

Нету в мире лучших балансиров,

Чем этот толстый и бескрылый самолёт,

И оскаленные морды пассажиров,

У которых кровь неправильно течёт.

Выживали все за редким исключением,

Но их друзья потом не узнавали.

Они на ваш вопрос ответят с полным убеждением,

Что вы в жизни просто кайфа не видали.

Катюша

Трясут лохмотьями бомжи,

Чечётку на зубах отстукивает кто-то,

На клочке газеты — куражи,

И участковый матерится для отчёта.

Они где-то отмутили литровку первача

И собрались праздник отмечать:

Недавно в такой день закончилась война,

А тут на свой манер умеют поминать.

Однорукий пехотинец в грязной майке

Песню отжимал у полгармошки,

Пританцовывал безногий на порванной фуфайке

И пел, как воет небо при бомбёжке.

В карманах участковый притащил картошки,

И ему грозится баба с барачного окна.

Подкрались воробьи и поклевали крошки:

Их тоже отогрела мирная весна.

У сгоревшего танкиста отсутствует лицо,

Но он Катюшу тоже петь пытается.

К его пальцу приварилось обручальное кольцо,

Но он человеком выглядеть старается.

О таких не эстетично было вспоминать,

И их угнали за сто первый километр,

А там, чтобы калеку закопать,

Нужно-то всего лишь кубометр.

--">