Владимир Романович Максименко - Слон метамодерна

грех, — об этом написал еще Аврелий.

Ведь не нужно каких-либо ухищрений,

Что б понять — мы не злодеи, а родились такими.

Похоть — как раз таки то имя,

Что не дала мать, но заклеймила природа,

И раз она так пожелала — пускай, я стану уродом.

На этой планете, что словно замок Дюрсе,

Окруженный рвом холодного, как глясе,

Космоса, за границами которого, возможно,

Все по лучше. А наша реальность, по сути, ложная,

Но меня ебут, следовательно я существую,

Но дай возможность кого трахнуть, и я выберу любую.

Похуй на пол, похуй на фигуру

и похуй на возраст.

Страх подкидывает хворост,

а я тыкаю вслепую.

***

Ноготочком выскребаю мантры на скрижалях нашей

Судьбы, и жаль, что демиург создавал нас будучи уже уставшим.

Осень прекрасна из-за листьев опавших,

Так лицезрей меня из ада восставшим:

Иглоукалывание не помогло при параличе сознания.

Что не нравится? А ведь так красиво увядание.

Во время звездопада я вижу, как сыпется с космоса перхоть.

Гладь пруда, и ты на нем лотос, олицетворяющий нежность.

Рядом с тобой перестаю быть неполноценным калекой,

Наша встреча тогда обернулась исторической вехой.

Женщину создали последней, потому что надо было набраться сил —

Апогей таланта и мастерства словно гномий мифрилл.

***

Вот и настал конец две тысячи двадцать второго,

Конец меня. И, как следствие,

Перерождение в виде глухого, немого и слепого,

Возвращая душевную девственность,

Отращивая плевру, кою порвал инфоповод, —

Сношал менталку, зачиная идеи внебрачные.

Хотя, не смотря ни на что, год вышел удачным,

Будто в выходной пришел на речку, но тебя доебал овод.

Да, для всех он оказался кромешным пиздецом,

И, наверное, для меня, если бы я нигилист с ебанцой

Не встретил свою Одинцову, что растопила лед,

На котором я поскальзывался снова и снова,

Стремясь добиться восхищения какого-нибудь Димы Воробьёва.

Хотя даже сейчас сижу и гоняю туда сюда мысли,

Чтобы конвертировать их в пиздатый текст, а затем в успех.

Стихи, как молоко, по началу заебись, но через время они скисли.

К чему вообще эта возня, коли она не заменит платонических утех?

Я стараюсь избавиться от раздумий, но они только множатся,

Мы, как дети, пытаемся что-то понять, но бог нам только корчит рожицу.

***

Когда умирает человек,

Его душа,

Переплетаясь с прочими,

Образует созвездие.

Когда умирает любовь,

Рыдает Соловьев,

И рождается

Ницшеанский целестиал.

***

Кусаригамой чувств я раскручусь

И в небеса ввинчу мечту,

Как мы два потенциальных гения,

Преисполненные звездным откровением,

Сольемся в единого архонта,

Как если смешать балтику с охотой

Крепкой, и так же крепок будет наш союз.

Вызвала зависимость, как самый жесткий снюс.

Прекрасная, как космос, и смертоносная, как чакрам, —

Одно точное попадание и раскрыла все мои чакры.

Ты хоть в Москве, а я в Калуге, но мы кварками

Сочленяемся в астрале. Мы, как зерна в кофеварке,

Часть единого напитка, что неистово бодрит,

И мы возводим отношения как зиккураты аколит.

А через миллионы лет новая ты и новый я

Вновь полюбим друг друга еще сильнее чем сейчас.

***

Гордость в сердце и винтовку в руки.

Иди грызть гранит, но не науки.

В окопе лучше чем в своей хрущевке.

Ни одна пуля не ранит как издевка,

Так что, бро, в пизду работу.

Зачем терпеть начальство,

если можно на курорты

За границу, где халяльство

Во всех твоих фантазиях.

Просто казни укропов,

Будь тем, кто устранит оказию.

Въеби смачно за нахальство

Гнилого западного мира,

И галопом по Европе

Снизойди ангелом к чертилам.

***

В ореолах грудей

Вижу больше смысла чем во всем литературе

Мировой,

Окунуться б с головой мне в эти смыслы,

Что б нависла

Надо мною благость, благодать, блаженство.

Какая --">