Ирина Красовская - Сны Зазеркалья. Сборник поэзии

В этот раз пришло много молодых людей.

Они шептались и смеялись тихо,

Кто-то вспоминал учительницу…

Снова оживает плёнка, в углу гремит рояль.

На экране этот же бар, но много лет назад.

В баре много красивых женщин и мужчин,

Все красиво одеты и танцуют чувственные танцы.

VI. Серёжа

В одном из кавалеров узнаёт Маша Серёжу;

Он прекрасно одет и сложён, и явно влюблён

В свою партнёршу — длинноволосую брюнетку.

Что же делать? Он не несчастен! Его не надо спасать,

Вот парадокс, что же ей делать?

Её так хотелось подойти к экрану и сказать: — Хочу!

И спросить Серёжу: «Почему ты меня бросил?»

Но нет, это же кино, если я войду туда, то я там останусь

И не смогу выйти, и в том кино я буду несчастна,

Ревнива, и буду плакать.

Маша вернулась домой, не досмотрев фильм до конца.

VI.

Тайна ушедших

Целый месяц Маша боролась с собой и не ходила в кино,

Она слышала, что уже много человек пропало,

И ещё никто не возвращался, но все хранили тайну

Те, кто ходил по ночам в кино, берегли тайну ушедших.

Снова пришла ночь и во сне пришёл Серёжа:

«Забери меня, любимая, отсюда.

Плохо мне здесь без тебя,

Тоскую. Нет у меня сил, прости меня.»

Бросилась Маша бежать через весь город,

Даже маску позабыла. Серёжу надо спасать!

Снова бар, накурено, все пьют — забыли правила.

На экране пьяный Серёжа сооружает виселицу из верёвки.

Без промедления Маша кричит: — Хочу!

И оказывается рядом с ним на экране,

Пока она помнит, что это кино и на них смотрят,

Она кричит ему: «Серёжа, я тебя люблю, это всё кино!

Я тебя спасу! Давай вернёмся назад!»

Но Серёжа тусклым глазом смотрит на Машу, не узнаёт:

— Уйди, выдра, не мешай, я тебя не знаю.

Страшная боль пронзает Машино сердце:

— А кто я здесь?

Маша посмотрела в зеркало, — экран в баре потух.

Выхода нет. Пьяный Серёжа спит за столом,

А за окном — пурга и неистовый хохот.

Сон второй «Три роли»

Три роли мужские: Воина, Героя и Мужа играла я в прошлом.

Мой Герой, мой Воин и мой Муж…

Три роли, три жизни, три сценария.

Герой жил отважно,

Весь день его подвигами был размерен:

То воду в джунгли провести, то врагов отвадить,

Страшную болезнь победить, и Змея удавить,

Построить храм и дворец, и заявить, что Творец.

На всё способен был Герой

Всеми талантами его Бог наградил.

Гордился собою безмерно, любовался своей силушкой.

На гору встал, и памятник себе изваял.

Женщинами Герой окружён был и днём, и ночью;

Служили ему красавицы без устали,

Но не мог выбрать герой равной по Духу ему,

Даже имён их не помнил, просто звал:

— Приди женщина ко мне,

Нужда есть. Осчастливлю тебя сегодня, я Герой.

Воин мой был одинок, справедлив и строг;

Жил он удалённо, много лет одиноко.

Его сердце пылало любовью к одной,

Но погибла она от стрелы и умерло сердца воина.

Похоронил он своё сердце

Рядом с любимой в клеверном поле,

И стал Великим воином,

Тело и Дух свой в боях закалять,

Смерти не боялся, напротив, в её объятия хотел попасть,

Чтобы любимую свою увидеть поскорей, да не судьба.

Жил Воин долго и трудно. Всё тело и душа в шрамах.

Полюбила его женщина одна, тихая и светлая, отогреть захотела.

Но не пустил её Воин на порог, не стал даже разговаривать,

Сурово лишь посмотрел в её глаза, да дверь закрыл.

Муж был добрый, серый и незаметный;

Боялся он своей жены как чумы:

Была она ведьмою, и травы варила,

Зельем его угощала, что творил он ночью, то утром не помнил.

Жена его летала по делам на метле, а он дом сторожил.

Красивый, богатый был дом, но пустой –

Не хотели дети в том доме рождаться.

Приходили к ведьме девки

От бремени разрешиться,

Помогала она любимого присушить

Или отворотить,

Лучше всего у неё это получалось.

Приходили к ведьме бабки

На соседку болезни навести,

Да невестку со свету сжить.

Посылала ведьма его на кладбище за стынь-травой…

Видел всё это муж, да глаза на те грехи закрывал,

Боялся он её больше всего на свете.

И сказала я Герою: — Славен путь твой, молодец,

Но сердце у тебя ледяное, холодное,

Нет Любви в нём, только — гордыня.

И заплакала я с Воином в один голос,

Такая боль во взгляде его была:

Незабываемая и безответная, вечная и глубокая…