Марина Ивановна Цветаева - Стихотворения

К тебе, имеющему быть рожденным

Столетие спустя, как отдышу, —

Из самых недр — как на смерть осужденный,

               Своей рукой пишу…

Там, в этом стихотворении, есть строчки про розовое. Розовое платье:

Бьюсь об заклад, что бросишь ты проклятье

Моим друзьям во мглу могил:

— Все восхваляли! Розового платья

                 Никто не подарил!

…райский розовый цвет, цвет бледного кизила, цвет ситцевой розы, цвет попурри, цвет взбитого персика (так и написано в таблице оттенков), цвет вечернего песка, лососевый цвет, сладкий лиловый оттенок, цвет ледяной розы, цвет омарового супа, шокирующий розовый цвет. Их много.

Какой из этих цветов хотела Цветаева, написавшая: «Все восхваляли? Розового платья никто не подарил»? Не знаю.

Потому что на самом деле Цветаева нежно-розового почти не носила: она запомнилась кому-то из ее видевших «бежевой».

Со мной в руке — почти что горстка пыли —

Мои стихи! — я вижу: на ветру

Ты ищешь дом, где родилась я — или

             В котором я умру.

На встречных женщин — тех, живых, счастливых, —

Горжусь, как смотришь, и ловлю слова:

— Сборище самозванок! Всё мертвы вы!

Она одна жива!

А вот из совсем другого стихотворения:

Если б только не холод крайний,

Замыкающий мне уста,

Я бы людям сказала тайну:

Середина любви — пуста.

Строчка про розовое платье написана в 1919-м, а вышеприведенные в 1924-м. Правда, в 1939-м Цветаева эти строчки из «Посвящения» убрала. «Поэма Горы» (как, впрочем, и «Поэма Конца»), рассказывающая про разрыв с тогдашним ее возлюбленным и любовником Константином Родзевичем, была переписана Цветаевой для литературоведа Евгения Тагера, к которому она тоже была неравнодушна. Почему вылетела строфа, мне неизвестно.

Платье, впрочем, мелькнет еще один раз. «Цветом омарового супа». Цветаева будет в одном письме к приятелю утверждать, что подарила невесте Родзевича свадебное платье. Вряд ли розовее. Но подарила. «Кстати знаете ли Вы, что мой герой „Поэмы Конца“ женится, наверное, уже женился. Подарила невесте свадебное платье (сама передала его ей тогда с рук на руки, — не платье! — героя)».

Впрочем, бедная невеста (из смертных, из нас, женщина простая, без божеств) этот факт опровергает. Зато свидетельствует, что ей было очень неприятно найти, уже после их свадьбы, в кармане мужа пламенную призывную записку от Цветаевой. «Она всегда так поступала. Противно даже!»

А Родзевичу, наверно, нет: было даже смешно. Он был человеком красивым, изящным, чем-то напоминал Андрея Болконского: «ироничный, мужественный, даже жестокий. К Марине он большого чувства не питал, он её стихов не ценил и даже, вероятно, не читал».

…цвет лилово-древесный, вересковый цвет, цвет пепел розы.

А она, Марина Иванна, как сгоревшая роза, всё твердит и твердит о своем, ссорится, доказывает, упрекает.

Как живётся вам с другою, —

Проще ведь? — Удар весла! —

Линией береговою

Скоро ль память отошла

Обо мне, плавучем острове

(По́ небу — не по водам!)

Души, души! — быть вам сестрами,

Не любовницами — вам!

Память отошла скоро. Жизнь Родзевича после разрыва с Цветаевой сложилась более чем ярко. Ариадна Эфрон про Родзевича сказала более чем ярко: он имел «мотыльковую сущность и железобетонную судьбу». Судьба его была действительно сперва железобетонной, потом странно мягкой, как вязаные носки.

Родзевич воевал в составе интербригад в Гражданской войне в Испании, был участником французского Сопротивления во время Второй мировой, попал в нацистский концлагерь, после войны жил в Париже, занимался резьбой по дереву (последнее удивительно звучит в общем ряду), кто-то даже утверждал, что он был и агентом советской разведки. Умер же Родзевич на 93-м году жизни в доме престарелых под Парижем.

…цвет розового облака, цвет ледяной клубники, легкий лунно-лиловый оттенок, цвет восхитительной розы, цвет розового фламбе. Я перечитываю эти оттенки розового в таблице, и мне почему-то Цветаеву очень жаль. Всё не о ней, всё не про нее. Если, может быть, только в самом конце строки — но уже в ином смысле, в «инаком»: